Лучший друг девушки - [74]

Когда Ливи в обычной своей манере «никогда не жаловаться и никогда ничего не объяснять» порвала всякие отношения с Глорией, та вынуждена была ответить тем же. По правде говоря, она больше сожалела о своей промашке, чем получила от нее удовольствие. Билли был хорош в постели, но ей бывало и лучше. Виной всему была досада, что не ей, а Ливи присудили главный приз Дома моделей. Она заставила ее искать утешение в крепком коктейле, который, однако, не столько погасил, сколько разжег ее либидо, требовался выход, под рукой оказался Билли, таким стал конец фильма – и начало конца прекраснейшей из дружб.

И никто, ну положительно никто не знал об этом. Она уединилась в маленьком домике, купленном на подставное лицо (и здесь помог Билли, владевший недвижимостью во всех пяти районах Нью-Йорка) на тихой, обсаженной деревьями улице, выходившей на Ист-Ривер в месте, где никому и в голову не придет искать ее, – в Бруклин Хайте. Она приезжала туда, когда ей хотелось побыть одной или с любовником, когда необходимо было спокойно поразмыслить и тщательно обдумать план мести. Ибо индейская кровь Глории жаждала отмщения.

Вот каким образом в мысли ее вкрался Билли.

Потребовался один-единственный телефонный звонок. Он, конечно же, принял это как должное. Сказал лишь:

– А я все думал, сколько это еще будет тянуться...

Он был груб, что ей нравилось, вульгарен и крут, заставил ее орать во всю глотку, благо окрест не было ни души, кто мог бы ее услышать, так как дом стоял последним в ряду, а Билли присоветовал ей купить также и предпоследний, чтобы полностью исключить присутствие нежелательных свидетелей.

И только позже, с отяжелевшей головой, бешено колотящимся сердцем и пересохшим горлом, глядя на скомканные и покрытые пятнами простыни, она уныло подумала: «О Господи! Ну и дура же ты, Глория!» Но дело было сделано. Оставалась единственная надежда, что Ливи никогда об этом не узнает.

Ливи узнала об этом через несколько часов.

Они вернулись домой почти в одно и то же время, Ливи была на концерте в «Линкольн сентр», после которого состоялся прелестный ужин, который длился и длился без конца... Она заметила свет в кабинете Билли и вошла. Они не виделись уже несколько недель – за это время не поступали приглашения, требующие их совместного присутствия.

Билли неподвижно сидел за письменным столом, держа в руке полупустой бокал. Увидев ее, он поднял голову.

– Ну как концерт?

– О, я обожаю Плачидо Доминго. А ты как?

– Как обычно... – Билли неопределенно пожал плечами.

– Знаешь, – сказала Ливи, – мне почему-то захотелось немного виски...

Так как она в рот не брала крепких напитков, Билли удивился, однако потянулся за вторым бокалом и бутылкой.

– У меня небольшая диспепсия, – пояснила Ливи, прикладывая к груди усыпанную драгоценными камнями руку. – Скорее всего, от этих чертовых креветок. Острая приправа для меня, что нож. Немного неразбавленного виски почему-то здорово помогает.

Обойдя стол, она приблизилась к Билли, чтобы взять у него бокал. В черно-белом шелестящем своем наряде – цвета, которые у него всегда ассоциировались с ней, так как именно в них она была в тот день, когда он впервые ее увидел, усыпанная алмазами филигранной работы, она смотрелась великолепно. В безупречном ее облике, идеальной собранности и ухоженности все было на своем месте: ни морщинок, ни помятостей на платье, ни одного выбившегося из прически волоска.

В самом этом совершенстве было что-то сверхчеловеческое. Билли вспомнилась Глория – теплая, голая, взъерошенная, потная и благоухающая мускусными своими духами. Совсем не похожая на богиню, невозмутимую и неприкасаемую. Обыкновенная женщина. Он слегка повел плечами: ни один мускул не дрогнул на его лице, когда рубашка задела глубокие царапины, оставленные на его спине ее когтями.

Едва Ливи наклонилась, чтобы взять из его руки бокал, ноздри ее, чуткие, как антенны, затрепетали, когда она вдохнула аромат, безошибочно выдавший на экран ее внутреннего компьютера знакомое имя.

Глория Гуанариус.

Это ее духи.

Созданные специально для нее.

Которыми пользовалась только она одна.

От Билли так и несло ими.

Ливи взяла бокал, с невозмутимым видом заняла свое место по другую сторону стола.

Билли был с Глорией.

Глория была с Билли.

От него разит ее духами. Значит, он находился достаточно близко к ней, так близко, что его кожа пропиталась ее запахом. Так как оба были потными, а их разгоряченные тела тесно прижимались друг к другу.

Билли переспал с Глорией – и только что. Он буквально вылез из ее постели, унося запах ее тела.

Ливи хотелось наброситься на него, завизжать, вцепиться в него когтями, изодрать его в клочки.

Вместо этого она невозмутимо сделала глоток.

Лучшая ее подруга.

Как же он мог?

Как же она могла?

Как же они могли?

Пальцы ее судорожно вцепились в бокал, силой воли она заставила себя медленно потягивать виски, хотя на самом деле жаждала запустить этим бокалом прямо ему в лицо.

Перекинув через плечо атласный, шириной в три фута, палантин – черный с одной стороны и белый с другой, зажав в одной руке бокал виски, а в другой держа миниатюрную плоскую косметичку, выложенную чередующимися, как у зебры, полосками алмазов и черных жемчужин, зевнув, она сказала: