Лучшие годы мисс Джин Броди. Девицы со скудными средствами - [80]

…и проходящие мимо не скажут:

«Благословение Господне на вас;

Благословляем вас именем Господним!»

…Из глубины взываю к Тебе, Господи…[88]

Трое других уже взобрались наверх по пожарной лестнице, одна из них, на удивление стройная девица по имени Пиппа, чьи не видимые простым глазом кости оказались, видимо, слишком широки, чтобы позволить ей спастись через окно-щель, крикнула, обернувшись:

— Джоанна, скорее! Джоанна, на лестницу!

И Николас закричал в окно:

— Джоанна, поднимайтесь по лестнице!

Она пришла в себя и бросилась вслед за последними двумя девицами — крепкой, смуглокожей, с развитыми мускулами пловчихой и чувственно-пышнотелой гречанкой — изгнанницей благородного происхождения; обе они плакали от облегчения. Джоанна тотчас же начала карабкаться вверх следом за ними, хватаясь рукой за ту перекладину, которую только что покидала ступня предыдущей девушки. В этот момент дом вздрогнул, вместе с ним — лестница и вся туалетная комната. Огонь был потушен, но выпотрошенное им здание оказалось под конец подкошено лихорадочными работами над световым люком. Джоанна была на полпути к люку, когда прозвучал свисток. Голос в мегафоне приказал всем пожарным немедленно прыгать вниз. Здание обрушилось в тот момент, когда последний пожарный ждал появления Джоанны из люка. Как только начала рушиться покатая крыша, он спрыгнул вниз, неудачно, с болью приземлившись на плоскую крышу отеля. Дом обрушился посередине, огромной грудой дымящихся обломков увлекая за собой Джоанну.

9

Магнитофонная запись была стерта из соображений экономии, чтобы пленку можно было снова использовать. Так обстояли дела в 1945 году. Николаса это очень рассердило. Он хотел проиграть эту запись голоса Джоанны ее отцу, который приехал в Лондон после ее похорон, чтобы заполнить кое-какие бумаги, касательно имущества покойной. Николас написал письмо старику, отчасти стремясь поделиться последними впечатлениями о его дочери, отчасти из любопытства и также отчасти желая продемонстрировать звучание «Гибели „Германии“» в драматическом исполнении Джоанны. Он упомянул о магнитофонной записи в своем письме.

Но запись пропала. Должно быть, кто-то из коллег в его отделе ее стер.

Ты связал кости и жилы во мне, укрепил мою плоть,

А после всего Ты почти разрушил, и так ужасно,

Свое творенье: но коснешься ли Ты меня вновь,

                                                               о Господь?

Николас сказал священнику:

— Это просто возмутительно! Она здесь была в самой лучшей своей форме. Читала «Гибель „Германии“». Я страшно расстроен.

Отец Джоанны сидел, такой розовощекий и седовласый. Он попросил:

— Ох, пожалуйста, не беспокойтесь так.

— Мне так жаль, что вы этого не слышали.

Словно желая утешить Николаса в его утрате, пастор пробормотал с ностальгической улыбкой:

Корабль «Вечерняя звезда» выходит в океан

И дочь-красавицу берет с собою капитан…[89]

— Нет-нет, «Германия». Это была «Гибель „Германии“».

— А-а, Германии.

Жестом, характерным для английского орлиного носа, он, казалось, стремился вдохнуть в себя дополнительную информацию.

Николаса так растрогало это его движение, что он сделал последнюю попытку отыскать утраченную запись. День был воскресный, однако ему удалось дозвониться по телефону домой к одному из коллег.

— Ты случайно не в курсе, кто-нибудь забирал пленку из того ящика, что я позаимствовал в конторе? Кто-то вытащил важную запись. Личную.

— Да нет, не думаю… Постой, минутку… Да, действительно, там что-то стерли. Стихи какие-то. Сожалею. Но экономия, знаешь ли… Как тебе последние новости? Просто дух захватывает, верно?

Отцу Джоанны Николас сказал:

— Да, эту запись и правда стерли.

— Это не так важно. Я помню Джоанну, какой она была в пасторском доме. Она много помогала в приходе. Она сделала ошибку, уехав в Лондон. Бедная девочка.

Николас снова налил виски в бокал священника и стал доливать содовой. Тот раздраженно махнул рукой, указывая, что уже достаточно. Он вел себя так, как свойственно давно овдовевшему мужчине или тому, кто не привык находиться в обществе критически настроенных дам. Николасу пришло в голову, что этот человек никогда не видел в своей дочери реальную Джоанну. Это умерило его огорчение из-за провала запланированного спектакля с чтением «Гибели „Германии“»: отец мог бы и не узнать Джоанну в этом чтении.

Нахмурено его лицо

Передо мной, и грохот, адская могила

Там, позади; о где же, где, о где все это было?

— Я не люблю Лондон. Никогда сюда не приезжаю без особой надобности, — признался священник. — Лишь на Собор духовенства или куда-нибудь в том же роде. Если бы только Джоанна могла обосноваться в пасторском доме…

Он проглотил виски, словно лекарство, запрокинув голову.

Николас сказал:

— Джоанна читала что-то вроде литургии перед тем, как дом обрушился. Другие девушки, те, что были вместе с ней, как будто ее слушали. Какие-то псалмы.

— Неужели? Никто, кроме вас, об этом не говорил.

Старик, казалось, был смущен. Он поболтал виски в бокале и допил до дна, как будто Николас сообщил ему, что его дочь в последний момент обратилась в католичество или еще каким-то образом, умирая, проявила дурной вкус.