Лучшее за год XXV/II. Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк - [171]

Подумав о двух утопленниках, Маккенна нажал кнопки снова.

Щетки едва начали раскручиваться, как из машины донесся пронзительный вопль. Маккенна выключил мойку. Щетки поднялись. Маккенна неторопливо зашлепал по лужам к машине.

— Ты впервые в жизни почти чистый, Бадди. А теперь я дам тебе шанс стать совсем чистым. Облегчи душу, расскажи мне все.

— Я… им это не понравится. — Из уголков его выжидательно открытого рта текла слюна. Глаза закатывались — он был на грани обморока.

— Просто расскажи.

— Им это действительно не понравится…

Маккенна развернулся и направился к панели управления. Жалобное и подвывающее всхлипывание подсказало ему, что можно повернуть обратно. Всегда можно точно определить, когда человек сломался окончательно.

— Куда они плавают?

— Почти до Чандлера.

— До островов?

— Да… далеко… почти всю ночь. К нефтяным вышкам… тем, сломанным.

— Кого вы туда возите?

— Центавров. Обычно одного, иногда двух.

— Одних и тех же?

— Почем я знаю? Для меня они все одинаковые. Питскомб, тот чуть задницу не лизал и центаврам, и федералам, что были с ними, так и он их различить не может.

— Питскомб имеет отношение к смерти Этана?

— Мужик, я в ту ночь не работал.

— Черт. А что другие парни об этом говорили?

— Ничего. Я только знаю, что в одну ночь Этан был на корабле, а на другой день не пришел на работу.

— Кто еще был с центаврами?

— Только федералы.

— Для чего вы выходили в море?

— Не знаю. На борту было что–то в больших пластиковых мешках. А команда уходила с палубы примерно так на час, пока мы кружили вокруг тех раздолбанных нефтяных вышек. ФБР и центавры оставались на палубе. Хрен его знает, чем они там занимались. А потом мы шли обратно.

Маккенна снял с Бадди наручники и помог ему выбраться из машины. К его удивлению, Бадди держался на ногах хорошо.

— Знаешь Хорхе?

— Кого? А, этого мокроспинного?[3]

— Его самого. Ты сейчас тоже мокроспинный.

— Что? А, это… — Бадди оценил шутку и, надо отдать ему должное, ухмыльнулся. — Слушай, не сажай меня за травку, и мы в расчете, согласен?

— Ты джентльмен и грамотей, Бадди.

— Чего?

— По рукам. С завтрашнего дня не суй свой нос в эти дела, или я снова привезу тебя сюда, чтоб почистить.

Бадди потупился:

— Знаешь, а ты прав. Пора начинать честную жизнь.

— Со мной ты был честен уже сейчас.

Они даже пожали друг другу руки.

Когда Маккенна свернул на засыпанную устричными раковинами дорогу, в его мусорнике рылся енот, обходящий свои владения. Он шуганул его, затем бросил в мусорник арбуз, который уже начал портиться.

Потом он сидел на крыльце, потягивал каберне и приходил в себя после эмоций на автомойке. Жена как–то сказала ему, что, пройдя все этапы служебной карьеры — сперва рядовой патрульный, потом работа в полиции нравов, потом отдел борьбы с мошенничествами и, наконец, отдел по расследованию убийств, — он стал жестким человеком. А он никогда не говорил ей, что, может быть, ее долгая болезнь заставляла его быть дома тихим, настороженным и подозрительным… Но в конце концов скорее всего верны оказались обе причины. Его никогда не интересовали светские разговоры, зато он овладел способностью убеждать свидетелей раскрываться.

Сейчас, обработав Бадди, он почти ничего не испытывал. Он проделал это со смутным интуитивным ощущением, что парню необходима пробуждающая встряска. Да, конечно, но пошел он на такое больше из–за того, что его в этом деле явно блокировали. А он не мог выпустить его из рук. Возможно, оно помогало ему заполнить внутреннюю пустоту, которую он ощущал без стыда или чувства утраты, не как отсутствие, а как полое пространство — открытость, из–за которой вздохи ветра и плеск волн были для него не всего лишь фоном, а самой жизнью, проходящей, пока большинство людей игнорирует ее, забалтывает, пытается удержать и пригвоздить ее словами. И на закате, сидя на покоробленных досках своего причала, он вслушивался, как дышит во сне планета. Мир, никогда полностью не раскрывшийся, планета со странностью внутри.

На следующий день они с Лебу работали по обычным делам, связанным с бандами. И планировали. Лебу был заядлым рыбаком и всегда готов выйти в море, лишь бы нашелся повод. Уговаривать его не пришлось. Никакой другой план им в голову так и не пришел. Их начальнику позвонили из ФБР и, разумеется, облили Маккенну грязью. Но не пожелали ничего сообщить по делу, да еще попытались выведать, что известно Маккенне. Шеф ушел в глухую оборону и послал их подальше. Мексиканский пат.

Незадолго до сумерек Маккенна напылил на себя из баллончика шорты и рубашку. Состав в баллончике был относительно новым, удобным и легким, и ему захотелось его испытать. Шорты были черные, из самого дешевого состава, с дырочками по всей поверхности, чтобы кожа могла дышать. Живот у него был толстоват, а бедра жилистые, но все равно его никто не увидит, если Маккенна сам не захочет. «Умные» волокна чуточку щекотали кожу, сплетаясь на запястьях, формируя манжеты и укладываясь по контурам его тела, а выделяющееся при этом тепло подбодрило Маккенну. Он доехал до лодочной пристани чуть западнее Байю–ла–Бэтри, набирая полные легкие солоноватого закатного бриза и заряжаясь энергией.