Лучшее прощение — месть - [21]

— Ну, Самуэль, ты совсем загрустил, прямо сказать, ударился в трагедию. Подумай-ка лучше о десерте, я не говорю уж о меню. Оно способно поднять на ноги даже такого диабетика, как ты. В крайнем случае прими чуть больше инсулина.

— Согласен, дьявол-искуситель. Должен сказать тебе, что для таких горцев, как ты, хозяйка гонит домашнюю граппу в 48 градусов. Трудно устоять.

— Пусть будет граппа. «В пятьдесят лучше пить, чем женщин любить». В пословицах — мудрость народа и предупреждение отдельным невеждам.

— Вот и будь повнимательней. Больно уж ты падок на красоту.

* * *

Он и правда не мог не чувствовать красоты.

С Джулией он второй раз встретился в горах. Это было через несколько недель после выставки в Салуццо. И вновь его охватило непонятное томление и странное ощущение желания и страха. Повторилось все, что было в первый раз.

Их вновь представили друг другу. Джулия улыбнулась, когда Марко напомнил ей, что знакомил их на выставке в Салуццо.

— Армандо, — сказала она, как бы вспоминая имя, которое еще пригодится, — если не ошибаюсь.

— Да, верно, но лучше бы вы называли меня Ледорубом, как все, кто меня знает по горам. И если вы ничего не имеете против, давайте перейдем на ты. Это принято между спортсменами.

Она несколько замешкалась, а потом сказала:

— Я буду звать тебя Армандо. Это красиво и мужественно. Ледоруб — слишком грубо. Мне не нравится.

— Как скажешь.

— А что, если подняться вон туда, там выпить и спуститься вниз, а последний заплатит за кафе, — предложил Марко, мягко проскользнул на лыжах мимо Джулии, резко остановился, обняв ее за талию и поцеловав.

— Я за, — сказал Ледоруб.

Марко все еще продолжал целовать Джулию, но вскоре она выскользнула из его объятий и, не говоря ни слова, скользнула к подъемнику.

— Нравится тебе моя девушка? — спросил Марко у Армандо. — Это что-то невероятное! Знал бы ты, какова она в постели! Она обцеловывает тебя с головы до ног. У нее такая техника, что с ума сойти. Поверь мне, ничего подобного пока что я не видел. Знаешь, я не очень-то обращал внимание на женщин, но эта… Для меня она стала чем-то вроде наркотика: стоит только подумать, и я весь во власти желания…

— Ты давно ее знаешь? — спросил Армандо, на которого все эти студенческо-казарменные подробности в отношении Джулии подействовали довольно неприятно.

— До ее отъезда в Англию, но тогда между нами ничего не было. После ее возвращения, месяца четыре назад, мы стали встречаться. Но она странная женщина. Все время говорит: «Особенно не очаровывайся. Я — женщина свободная, тебя я не люблю. Ты мне нравишься, в постели тоже, но не люблю я тебя». И она может это повторить в самый неподходящий момент, причем так холодно, что мне становится не по себе, а потом может снова наброситься на меня. Не знаю, что и думать. Она попросту меня обескураживает. Но она так хороша, что приходится терпеть все ее странности.

Сам не зная почему, Армандо почувствовал себя просто счастливым, услышав, что Джулия его не любит.

— Ты на нее не обижайся, знаешь, женщины иногда ведут себя довольно странно. Потом…

— О чем это вы там шепчетесь? — крикнула Джулия, которая уже доехала до подъемника. — Долго вы будете там копаться?

Армандо и Марко быстро спустились к ней, стремясь делать это красиво. Они знали, что Джулия смотрит на них и постарались сделать это как можно — элегантнее. Армандо подъехал на какой-то момент раньше и устыдился этой своей эскапады. Джулия удовлетворенно улыбнулась и стала поддразнивать Марко:

— И ты надеялся обставить Армандо? Не для такого это сосунка, как ты. Поменьше бы занимался любовью, а то форму потеряешь. Не помнишь, что говорили тренеры начинающим лыжникам? В соревнованиях побеждает тот, у кого есть что-то пониже пояса. — Она вызывающе засмеялась. — О чем вы там сплетничали? Обо мне?

Марко страшно покраснел, а Джулия резко развернулась и встала на лыжню.

* * *

Они еще несколько раз встретились в течение последних уик-эндов в горах, в той же компании. Мало-помалу Армандо стал замечать, что с каким-то волнением ожидает пятницы. Всю неделю он мог заниматься монотонной неинтересной работой, но главное было — как можно быстрее дотянуть до пятницы и вечером встретиться с Джулией.

Никогда горы не казались ему такими прекрасными. До появления стройной женской фигурки эта панорама, конечно же, была великолепна, но без нее (Армандо впервые это почувствовал) чего-то все-таки не хватало. Казалось, Джулия одним только своим присутствием и жизнерадостностью вселяет жизнь во все окружающее, как бывает, когда прекрасно написанный пейзаж после мазка, завершающего человеческую фигуру, вдруг неожиданно оживает.

Армандо поневоле должен был признаться, что влюбился в Джулию.

* * *

После открытия второй национальной выставки антиквариата в Салуццо Ришоттани пришлось заняться некоторыми экспонатами, похищенными из одной туринской коллекции и оказавшимися на римском стенде. Изъяв с помощью местной жандармерии эти экспонаты, Армандо решил остаться здесь до вечера в надежде повидать Джулию. Он знал, что молодежь собирается в баре на центральной площади после семи вечера и ровно в семь сел за столик, заказав себе минеральной воды. Как все спортсмены, комиссар позволял себе выпить, но только после еды или же, в случае необходимости, в горах. Он долго и бесполезно ждал и попусту обзывал себя идиотом, но все же никак не мог выйти из-за столика и отказаться от мысли увидеть Джулию и покончить, наконец, со всем этим: смешно и безрассудно в его возрасте… Все равно, что письмо, адресованное пустоте. Смириться, забыть, убежать — вот самое умное, что можно сделать. Успокоиться в мире — вот утешение всех смиренных и сильных духом католиков. Но тут католиком он почему-то себя не чувствовал. Нисколько.