Лучшее - [68]

— Нет, Роберт, это крупный двухгодовалый самец. Естественно, его не видно, он на дне лощины. До него метров сорок на северо-восток. Если бы я видела его глазами, то и вы все увидели бы. Роберт, ступай и убей его! Мужчина ты в конце концов или нет? Говард, наруби жердей и сооруди треногу, тушу нужно подвесить и разделать.

— Роберт, лучше иди, — взмолилась Эфил. — Иначе не будет нам покоя.

Роберт вооружился карабином и двинулся на северо-восток. Через сорок метров он исчез в лощине. Вскоре оттуда донесся сухой щелчок выстрела.

Возвратился он с непонятной улыбкой на лице.

— Молодец, не спугнул, — похвалила его Магдалина. — И выстрел удачный. Когда ты спустил курок, олень вскинул голову — они так всегда делают, — и пуля через шею прошла в мозг. Роберт, а тушу почему не принес? Иди и принеси!

— Принести? Да я не смог ее даже поднять! Терренс, Говард, поможете? Привяжем к жердине и…

— Роберт, дорогой, что за вздор ты несешь? — упрекнула его Магдалина. — В нем веса-то всего восемьдесят пять килограмм. Ладно, сама принесу.

И она принесла большого самца. Без лишних разговоров взвалила тушу на плечи и, оставляя без внимания сочащуюся кровь, зашагала в лагерь, останавливаясь, только чтобы отбросить носком ноги камень с дороги. С виду олень тянул не меньше чем на центнер, но раз Магдалина сказала восемьдесят пять килограммов — значит, восемьдесят пять.

Говард нарубил жердей и соорудил треногу, навыков для этого ему хватило. Мужчины подвесили тушу, освежевали и выпотрошили почти профессионально.

— Эфил, приготовь мясо, — распорядилась Магдалина.

Позже они сидели у костра, окруженные темнотой. Эфил подала Магдалине оленьи мозги, перемятые и слегка пригоревшие. Она опасалась, что Магдалина взбесится, но нет: та с жадностью все съела. Мозги достались ей по праву, ведь это она обнаружила оленя.

Вам интересно, как Магдалина узнала, где находится то, что нельзя видеть глазами? Что ж, вы не одиноки: участники экспедиции задавались тем же вопросом.

— Неужели я единственный, кто замечает сходство между исторической геологией и психоанализом? — заговорил Терренс. После плотного ужина на него, как и на всех, снизошло философское настроение. — Изостатический принцип применим к человеческому сознанию и подсознанию точно так же, как и к поверхности Земли и ее коре. В сознании идут те же процессы эрозии, отложения и накопления, происходят свои взбросы и сотрясения. Можно сказать, сознание плавает на своей магме. А в экстремальных ситуациях в нем случаются свои вулканические извержения и происходит горообразование.

— А у некоторых наступает свой ледниковый период, — добавила Эфил. Похоже, в этот момент в темноте она смотрела на мужа.

— В сознании есть свой твердый песчаник, превращающийся в кварц или просто в кремень из дрейфующего и всплывающего песка повседневных событий. Есть сланцевые породы, сформировавшиеся из старого шлама ежедневной глупости и косности. Есть известняковые отложения, образовавшиеся из важного жизненного опыта, потому что известь — осадок того, что когда-то было живым; и этот известняк может стать настоящим мрамором, если он — отложение сильных эмоций, и даже травертином, если он барботировал[31] достаточно долго в неистовых и экспрессивных реках подсознания. В сознании есть своя сера и свои драгоценные камни… — Терренс барботировал уже слишком долго, и Магдалина прервала его:

— Скажи просто — у нас в голове горы. Но они хаотично вырастают, исчезают и возвращаются. С нами ведь не так, как корой земли. В ней все время формируются новые горы и камни. А вот люди приходят не новые, а прежние, причем с тем же самым сознанием. Черт, только что нарисовался один такой! Он меня оставит в покое? Мой ответ, как и прежде, нет.

Магдалина часто несла бессмыслицу. Однако Эфил на всякий случай убедилась, что ни ее муж, ни Роберт, ни Говард не подсели в темноте к Магдалине. Эфил Бардок ревновала мужчин к суровой коренастой девушке.

— Хорошо бы этот холм оказался таким же щедрым, как курган Спиро! — мечтательно произнес Говард. — А почему нет? Мне сказали, что трудно подыскать более сложный и трудоемкий объект, чем этот. Хорошо бы среди нас был человек, работавший на Спиро.

— Ну да, он там копался, — презрительно буркнула Магдалина.

— Кто «он»? — удивился Терренс. — Никто из нас не работал на Спиро. Магдалина, тебя еще не было на свете, когда вскрывали Спиро. Что ты можешь о нем знать?

— Помню я его там, — проворчала Магдалина. — Вечно выкапывал свои штуки и совал всем под нос.

— Значит, ты был на Спиро? — спросил Терренс, обращаясь куда-то в темноту.

Не сразу все заметили, что вокруг костра сидит уже не пятеро, а шестеро.

— Да, был, — ответил незнакомец. — Я там копаю. Я много где копаю. Очень быстро копаю и всегда знаю, когда рядом что-то ценное. Дайте мне работу.

— Кто ты? — спросил Терренс у незнакомца. Теперь того было ясно видно. Казалось, пламя костра наклонилось в его сторону, как будто он управлял им.

— Просто богатый бедный старик, который идет следом, век за веком, надеясь и умоляя. Мне есть на что надеяться и кого умолять. А иногда я — кто-то другой. Часа два назад, к примеру, я был оленем в лощине. Как странно есть собственное мясо! — И человек вернулся к куску оленины, взятому без приглашения.