Лучшее - [40]

Что человек может сказать сам о себе? Ничего важного. Несколько лет я сильно выпивал, лет шесть назад завязал с алкоголем. Образовалась пустота: отказываясь от компании интересных друзей-собутыльников, ты лишаешь себя яркой удивительной жизни. Фантастической жизни. И, чтобы заполнить пустоту, я начал писать фантастику. В одном журнале для писателей я вычитал нечто, вселившее в меня дурацкую идею о том, что научную фантастику писать просто. Возможно, но только не для меня. У меня не было той подготовки, которую имело большинство авторов в этой области.

Мое хобби — языки. Все языки. Я потратил как минимум тысячу долларов на самоучители, учебники грамматики, хрестоматии, аудиокурсы. Могу читать на всех романо-германских языках, на славянских, на ирландском и греческом, но говорю свободно только на испанском, французском и немецком. Я консервативный католик. Что касается политики, то я — единственный член Американской Партии Центристов, чьи основные принципы когда-нибудь изложу в иронической утопии. Очень люблю ходить; запустите меня в любой незнакомый город, и я исследую каждый его уголок — пешком, пусть даже на это уйдет неделя. Не думаю, что я очень интересный человек».

А теперь снова я, редактор, с завершающим комментарием. Лафферти — неинтересный человек? Ну да, примерно как его рассказы, то есть, совсем наоборот! Как доказательство обвинения Р. А. в принижении собственных достоинств — вот вам рассказ, один из самых моих любимых в этой книге.

Харлан Эллисон

«Они пришли и забрали нашу страну», — повторяли эти люди. Но никто не понимал, о чем они говорят.

Два англичанина, Ричард Рокуэл и Сирано Смит, ехали в открытом джипе по пустыне Тар. Скучная местность с почвой красноватого оттенка — больше камня, чем песка — выглядела так, будто кто-то срезал с нее верхний пласт, обнажив более глубокие слои.

Издалека докатились раскаты грома. Блондин Рокуэл и смуглый темноволосый Смит удивленно переглянулись. На всей территории от Нью-Дели до Бахавальпура никогда еще не гремел гром. Да и чему громыхать в безводной пустыне на севере Индии?

— Поедем-ка мы по этому гребню, — сказал Рокуэл и свернул туда, где начинался подъем. — Может, здесь и не бывает дождей, но однажды я чуть не утонул, проезжая по местности, где не бывает дождей. В тот раз мне просто повезло.

Снова загромыхало, тяжело и раскатисто, словно убеждая людей, что они не ослышались.

— Это лощина Кути Тавдави, Маленькая река, — мрачно заметил Смит. — Интересно, почему ее так назвали? — И Смит вздрогнул, будто испугавшись собственных слов. — Рокуэл, почему я это сказал? Я впервые вижу это место. Откуда мне знать, как оно называется? А лощина и впрямь превратится в бурную речку, если зарядит дождь. Но осадков здесь не бывает: нет гор — нет условий для образования облаков.

— Каждый раз, глядя на Страну Больших Лошадей, я думаю о том же. — Рокуэл кивком указал на мерцающие высоты знаменитого миража. — Если бы они были реальны, то собирали бы достаточно влаги, чтобы превратить пустыню в цветущую саванну.

Два англичанина занимались геологической разведкой — брали пробы грунта на участках, отмеченных после аэрофотосъемки. Беда пустыни Тар заключалась в том, что в ее кладовых было все: бокситы, свинец, цинк, сурьма, медь, олово, — но в количествах, недостаточных для промышленной разработки. Никакие вложения в Тар не окупились бы, обещая в лучшем случае работу на грани рентабельности.

Внезапно между вершинами миража сверкнула молния — такого зрелища они еще не видели. Небо нахмурилось и потемнело. Вскоре докатились раскаты грома, а ведь миражи никогда не создают звуковых эффектов.

— Это или крупная и очень деятельная птица, или пошел дождь, — сказал Рокуэл.

И действительно, начало моросить — слабо, но постоянно. Это было приятно — в жаркий полдень в тряском джипе посреди пустыни попасть под дождик. Дождь в пустыне — всегда дорогой подарок.

Смит затянул жизнерадостную песню на одном из языков северной Индии, сопровождая пение непристойными жестами. Рокуэл не понял ни слова. Текст переполняли двойные рифмы и слова из сплошных гласных, очень похожие на те, что лопочут малыши.

— Невероятно, где ты так хорошо выучил местные языки? — удивился Рокуэл. — На мой взгляд, это непростая задача, а ведь у меня лингвистическая подготовка.

— Мне и не нужно было их учить, — ответил Смит. — Я их просто вспомнил. Все они группируются вокруг нашего боро, как листики клевера на стебле.

— Вокруг чего? И сколько языков ты вспомнил?

— Всех «семерых сестер», как их называют: пенджабский, кашмирский, гуджарати, маратхи, синдхи и хинди.

— Твоих сестер только шестеро, — усмехнулся Рокуэл.

— Говорят, седьмая сбежала с конокрадом. Но ее до сих пор встречают то здесь, то там.

Они часто останавливались для пешего обследования. Сам по себе цвет ручьев, появившихся как по мановению волшебной палочки, мог сказать очень многое — никогда еще в этой местности не видели потоков воды. Так, то и дело останавливаясь, они преодолели несколько километров по раскисшему грунту.

Вдруг Рокуэл охнул и чуть не вывалился из машины: ему почудилось, что на соседнем тряском сидении подпрыгивает абсолютно незнакомый человек. Потом он увидел, что это Смит — такой же, как всегда. Но мимолетная иллюзия ошеломила.