Лучшее - [8]

— Неправда, думаю я всегда! — отвечал я.

— Ну да! О том, в каком бы ещё месте заняться со мной сексом! Или о том, у какой из твоих однокурсниц красивее задница!

— Не только об этом!

В такие моменты я обычно сгребал её в охапку и пытался поцеловать, а она очень активно уворачивалась.

И нам было хорошо вместе: моего упорства, несмотря на склонность к лени, вполне хватало на то, чтобы оплачивать сначала отдельную комнату студенческого общежития, а потом и квартиру. А заработка — на еду, сигареты и нехитрые развлечения типа кинотеатров.

Конечно же — залез в Интернет. Первым делом меня заинтересовала формальная процедура. Она оказалась предельно проста: для реинкарнации нужно перечислить на счёт сумму-стандарт в любой свободно конвертируемой валюте плюс стандарт-анкета личности, которую требуется «оживить». Идентификация — за счёт фирмы. Как они её проводят — их личный секрет.

На всякий случай просмотрел бланк стандарт-анкеты. Ничего особенного — даже время смерти можно указывать приблизительно. Как они со всем этим разбираются? Будь у меня личный счёт с нужной суммой, я мог бы отправить такую анкету прямо сейчас.

Так что вопрос действительно упирался в деньги.

Потратив ещё несколько часов, я убедился, что возможностей не так уж и много.

Можно подать международную заявку о том, что данная личность является «значимой для человечества». Можно просить денег у всех и вся, по типу «люди добрые…». Можно… ну действительно попытаться банк ограбить — чистой воды самоубийство, если делать это без должной проработки.

Что ещё?

В поисках лазейки я бродил по «поисковикам» бесконечными лабиринтами час за часом. Когда из банки кофе были вытрясены последние граммы, а пепельница укоризненно ощерилась на меня окурками, мелькнул слабый отблеск надежды.

Франция — держава, у которой эксклюзивные права на реинкарнацию — предоставляла всем своим солдатам право на вторую жизнь, если было признано, что смерть наступала при несении военной службы. И тут же рядом — душещипательная история рядового Джонни Уэйна (солдата иностранного легиона, англичанина по рождению), который отказался от этого права в пользу безвременно ушедшей супруги.

Вот оно! Живут же люди! Помимо Франции армии всех стран мира делали «бессмертными» только лучшие, самые элитные отряды. А тут — рядовой. Вот что значит страна-монополист! Кажется, я нащупал шанс.

Ещё через несколько минут я уже читал русскую версию сайта французского Иностранного легиона. Прогребаясь сквозь века истории и девизов, я нашёл то, что нужно: легионер имеет право на «оживление», если погибает, находясь на службе, а через три года службы получает гражданство Франции и право на «однократное оживление», которое можно передать другому лицу. Такое право будет действовать, даже если легионер покинет службу.

Лихорадочно я пролистал требования к будущему легионеру: физическая подготовка на среднем уровне, психологическое и интеллектуальное тестирование. Возрастной ценз (до 35 лет включительно). Всё. Даже знание языка было необязательным.

Это всё решило…

* * *

— Макс — это ты, мне не мерещится?

— А что, не похож?

Он потеребил пальцами свою бородку, изрядно поседевшую.

— Да так… Слегка постарел… Объясни мне, что за хрень со мной происходит?

Видел я его странно, словно через видеокамеру.

— А сам не догадался? — улыбнулся тот. — Ты сейчас в системе компьютера, в тестовом режиме. Ладно, сделаем чуть удобнее.

Он протянул руку куда-то в сторону и навалилась тьма.

… — Так немного лучше? — Он улыбался, сидя на диване и прихлебывая что-то из кружки. — Извини, тебе не предлагаю.

Я не сразу понял, что со мной произошло. А когда до меня дошло, слов было много, но в основном матерные: вместо рук у меня были металлические трубы с щупами, а ног не было вообще: вместо них — колёсики.

Макс ждал, улыбаясь.

— Слушай, друг, — сказал я, всё ещё приходя в себя. — А не боишься, что я тебя вот этим щупом (я поднял свою так называемую руку вверх) тресну по башке за такие шуточки?

— Неа, не боюсь, — засмеялся он и щёлкнул пальцами.

Я почувствовал, что не могу пошевелиться.

— Всё просто, — продолжил он и вновь щёлкнул пальцами. — Ты совершенно безопасен. Собственно это даже не ты, это мой домашний робот, его зовут Кеша. Я просто отключил его ненадолго, чтоб нам удобнее было поговорить.

— Понятно, — буркнул я, хотя мне было ничего непонятно. И только сейчас заметил, что говорю не своим обычным голосом, а каким-то незнакомым баритоном. Но это уже были мелочи по сравнению со всем остальным…

— Ты не в курсе, но мы не виделись восемь лет, — сказал он медленно. — За это время кое-что поменялось. Ты теперь не человек, а флешка, точнее — биофлешка. Ну что, поговорим?

— А у меня есть выбор?

— Выбор есть всегда. Даже когда его нет, — ответил он наконец серьёзно.

…Я умер впервые в конце ХХV века, он — тридцатью годами позже, но в иностранном легионе, куда нас с ним занесла судьба, мы не просто сработались, мы подружились и не раз спасали друг другу жизни — если, конечно, можно считать ценностью жизнь, когда регулярно умираешь и так же регулярно получаешь новое тело, постепенно забывая, как же ты выглядел, когда был в своём первом и настоящем обличье. Мы оба были пионерами в освоении бессмертия, я — благодаря случайности, он — несчастной любви…