Лучшая зарубежная научная фантастика: Звёзды не лгут - [349]

– Что ты там видишь? – спросил он.

– Одну из бухт…

– И?

– Я не пойму, что я вижу. – Она взяла трубу и прищурилась на череду камней, едва выступавших над приливной водой.

Казалось, он радовался ее замешательству.

– Я видела, как ты беседовал со своими друзьями-сердцекрылами, – сказала она. – А после стая полетела через воду на юг.

– В дозор, – уточнил он.

Она не поняла.

Мужчина продолжил гнуть свое про кислород:

– Когда-то мы были весьма похожи на нотов, но кое-чему научились, улучшили тела и разум и покинули наш зеленый мир в поисках других. Хороших, перспективных.

Она понятия не имела, чего ждать дальше.

– Однажды для людей-колонистов создали корабль – судно, построенное для глубокого космоса и посланное в пустоту. И многие годы всё развивалось по очень тщательно продуманному плану. А потом внезапно разладилось. Произошла трагедия. Были совершены прискорбные ошибки. И тем бессмертным людям пришлось беспомощно наблюдать, как их дом теряется в космосе. Находясь внутри поврежденного звездолета, они могли делать только одно – уводить его дальше и дальше, в мир без урана, почти без железа и часто без элементов, необходимых для нормального мышления.

Она внимательно слушала каждое слово. Кто знает, что окажется ценным завтра или через сто лет? Но еще больше удавалось узнать, сводя воедино мелкие подсказки и задавая неожиданные вопросы.

– На что охотятся твои сердцекрылы?

Он улыбнулся, но отвечать не захотел.

– Мне кажется странным, – продолжила она, – что ноты так далеко заплывают зимой, когда океан открыт.

– Не припомню зимы, когда они не отирались бы поблизости.

– Зачем им сюда являться?

– Да масса причин.

– Для набегов?

– Иногда.

– И что ты тогда делаешь?

Серые глаза смотрели в одну точку.

Она улыбнулась.

– Вот что я думаю: каратели нападают на твоих драгоценных нотов, а те зовут своего местного монстра, чтобы тот свершил возмездие.

Он дал ей насладиться мнимым успехом.

Затем нагнулся к ее уху и размеренно, с нескрываемой гордостью прошептал:

– У этих нотов – у моих нотов – есть враги. Однако подлинный страх им внушают не соплеменники. А из того немногого, что мне известно о тебе, Греза… я думаю, ты отлично знаешь, какие кровавые ужасы вынуждают моих соседей бить в сигнальные барабаны.

7

Тело могло выживать веками и тысячелетиями, оправляясь от любых травм. Во многом так же сохранилась и личность, запертая в этом прочном, удивительном черепе. Торгаш всегда был организованным существом и обычно отличался практичностью и упрямством. Но, невзирая на странную по всем меркам жизнь, он оставался тем, кем был всегда. Он уважал заведенный порядок вещей. Рутина служила ему самым верным, надежным другом. А раз он был организованным существом и тщательно, подробно фиксировал погодные изменения и времена года, то сразу понял, что нынешнее благодатное лето началось на восемнадцать дней раньше средней даты. Тепло наступило с немалым опережением, хотя ему все-таки не хватило трех дней, чтобы превзойти древний и, наверное, непобиваемый рекорд.

Пробудившись во тьме, он сразу понял, в чем дело. С закрытыми глазами повел носом: воздух стал суше, а вентиляционные трубы и дальние микрофоны доносили красноречивый шум – испуганное кваканье кущиков; курлыканье дракониев-самцов, призывающих самок, и крики далеких сердце- крылов, предупреждающих детенышей об окончании легких времен. На один сладкий миг ему вспомнились все ночи первого лета. Как будто все эти сотни и тысячи этапов собрали и заморозили так, что образовался конденсат, где каждый плыл в единении с остальными, и только на этот короткий миг ему показалось, что он, если бы так и лежал, закрыв глаза, сумел бы навеки остаться в каждом из тех подававших надежду дней.

Но глаза пришлось открыть, и одна иллюзия сменилась другой.

Греза лежала рядом и крепко спала; ему хотелось, чтобы так и осталось. Но в жизни он знал, наверное, всего троих, кто был бдительнее этой дикарки. Незнакомые звуки никогда не проходили незамеченными. Неожиданное прикосновение могло оттолкнуть, даже напугать. Понятно, что иначе она бы в этом мире не выжила. Но Торгаш, может быть, оказался самым порядочным человеком из всех, кого она видела, и то, что он слышал снаружи, не очень отличалось от ее лепета минувшей ночью. Он ухитрился выскользнуть из постели, не потревожив ее дыхания и не нарушив ни подрагивания глаз, ни страшных снов, которые им снились.

На короткое время он позволил себе задержаться и полюбоваться ее новым крепким телом.

Затем на цыпочках, босиком, вышел в темный коридор. Ориентируясь по памяти, поднялся сперва по ступенькам, а после – по дряхлой веревочной лестнице в важную комнату, которая находилась в верхней части его без меры разросшегося дома. Первым делом он отыскал острый нож и срезал заплетенные волосы. Он взял за обычай стричься раз в год: это давало материал для веревок и охлаждало череп в преддверии жаркой поры. Затем повернулся к маскам, которые были в строжайшем порядке выстроены на полках: каждая имела отдельное назначение, надевалась в конкретном случае и отличалась от других внешне. Нотам нравилось видеть лица, а потому он прятал собственное: животное, инстинктивное беспокойство всегда давало ему небольшое преимущество. А у них были зоркие, ищущие глаза. Торгаш выбрал маску огромную, яркую; затем откупорил банку, обмакнул два пальца и обвел глазные отверстия блестящим гелем, изготовленным из потрохов жука-таракана, который не встречался нигде, кроме пещер этого острова. От геля маска занялась свирепым огнем; это было особенно видно в части спектра, приближавшейся к инфракрасной. После этого он закрепил ее на лице. Кроме гигантской маски, он не надел ничего. Как и не взял ничего в руки. Он был бесстрашным богом или, по крайней мере, хотел казаться им.