Лучи из пепла - [85]

К Кавамото явились товарищи по работе, его посетил даже непосредственный начальник. Все они уговаривали Итиро отказаться от «безумного намерения». Даже друзья и подопечные Кавамото предостерегали его от необдуманного шага. Прочное место в богатой фирме, твердое жалованье, постепенное продвижение по служебной лестнице — для тысяч людей в Хиросиме это являлось недосягаемой мечтой. По их понятиям человек не имел права бросаться такими вещами, обрекая себя на жизнь, полную забот и лишений, без каких бы то ни было видов на будущее.

Итиро обещал товарищам еще раз все хорошенько обдумать. 29 ноября 1953 года он на целую ночь заперся один в комнате. «Достанет ли у меня мужества жить в бедности? Не побоюсь ли я потерять уверенность в завтрашнем дне? — вопрошал он себя. — Ведь, если я стану поденщиком, мне придется браться за любую работу, даже за самую тяжелую, а физически я слишком слаб для этого».

До утра Кавамото ревностно молился. Потом он дал знать друзьям, что его решение неизменно. Так оно и было в действительности: ничто не могло увести Итиро с пути, который он себе избрал. В дальнейшем многие христианские организации, благотворительные общества и «Движение против атомной бомбы» предлагали Итиро различные посты с постоянным жалованьем. Но он отклонял все подобные предложения, не желая низводить свою деятельность на благо человечества до уровня обычной работы ради хлеба насущного.

В ту ночь Итиро пришел еще к одному важному решению. Однако прошло больше недели, прежде чем он приступил к его выполнению.

«30 ноября я окончательно попросил расчет на электростанции, — рассказывал он, — а 8 декабря собрался наконец с духом и предложил Токиэ Уэмацу стать моей женой».

После смерти г-на Уэмацу Кавамото стало нелегко ладить со своей подругой. Она переживала период сомнений, чувствовала себя усталой от жизни и презирала людей. Все это напоминало состояние Кадзуо М. на определенном этапе его жизненного пути.

«В то время в моем сердце не было никаких иных чувств, кроме ненависти, ярости и жажды мести, — вспоминает Токиэ. — Больше всего я ненавидела страну, которая сбросила на нас атомную бомбу и была занята созданием нового ядерного оружия. Когда-то я пыталась поверить в христианство, но теперь евангельские притчи оставляли меня холодной. В этот период моей жизни я потеряла веру. Свою библию я выбросила на помойку».

Однако если Кадзуо всегда был в одиночестве, то рядом с Токиэ находился человек, оказывавший ей моральную поддержку.

«В те дни Итиро часто поглядывал на меня с тревогой, — говорит Токиэ. — Но он никогда не поддавался моим настроениям, он уверенно шел по избранному пути. Я завидовала Итиро-сану, но иногда его уверенность бесила меня. Тогда я совершала самые бессмысленные поступки, только для того чтобы вывести его из себя. Но, что бы я ни делала, Итиро мне все прощал. Его любовь удержала меня на краю пропасти. Что сталось бы со мной, если бы он потерял терпение?»

Возможно, Кавамото предложил своей подруге стать его женой, чтобы вернуть ей чувство уверенности в себе, которое она потеряла со смертью отца. Токиэ была счастлива. Она тотчас же согласилась выйти замуж за Кавамото. Теперь они часами строили планы совместной жизни. Предстояло также обсудить, как рассказать матери Токиэ о их решении. Кавамото вспоминает:

«Я начал прилежно учить принятую в Японии формулу, с какой обращаются к родителям невесты, чтобы попросить руки их дочери. Но, сколько я ни повторял ее, я каждый раз что-то путал. Приходилось начинать все сызнова. Наконец дело пошло на лад. И я поспешно направился в дом Уэмацу.

Сердце у меня сильно билось.

— Пожалуйста, скажи все, что полагается, — шепнула мне Уэмацу-сан, а потом снова с самым безразличным видом углубилась в свое занятие: она помешивала рис, варившийся на очаге.

Я раздвинул бумажную дверь в соседнюю комнату. Мать Токиэ сидела у своей хибати (жаровня с древесным углем). Запинаясь, я обратился к ней:

— Э… я пришел, чтобы попросить о дружеской услуге.

— Какой же?

— Э… Токи-тян, Токи-тян.

— Ну и что?

— Токи-тян… Я бы охотно…

— Ах, вот оно что! Ты хочешь сказать, что желаешь взять Токи-тян в жены? Ну что ж… Хорошо…

— Спасибо! Большое спасибо! Не дослушав мать, я побежал в соседнюю комнату, чтобы сообщить Уэмацу-сан, как все произошло. Вне себя от радости мы взялись за руки.

ХОЛОДНЫЕ СЕРДЦА

1

На рассвете 1 марта 1954 года за много тысяч километров от Хиросимы произошло несчастье, которое сыграло громадную роль в судьбе людей, переживших атомный взрыв. Японское рыболовецкое судно «Дайго фукурю-мару» («Счастливый Дракон № 5»), бороздя просторы Тихого океана, попало в крайне странную «снежную бурю». Только через четыре дня после возвращения судна в родную гавань Яидзу выяснилось, что это была не снежная буря, а радиоактивный дождь из пепла, вызванный испытанием мощнейшей американской водородной бомбы в атолле Бикини.

Судьба двадцати трех моряков, плававших на «Счастливом Драконе», взбудоражила общественное мнение Японии больше, чем какое бы то ни было другое послевоенное событие. Свыше полугода вся страна только и говорила о так называемом «си-но най» (смертоносном пепле) и о его действии на людей. Газеты, журналы, радио и телевидение на все лады обсуждали состояние первых жертв водородной бомбы, помещенных в два токийских госпиталя. Общественности было во всех подробностях сообщено о ходе болезни этих несчастных. Когда же состояние одного из членов экипажа — радиста Кубояма — резко ухудшилось и врачи начали опасаться за его жизнь, миллионы японцев пришли в неописуемую тревогу. Они требовали, чтобы несколько раз в день публиковались специальные бюллетени, где бы сообщалось о кровяном давлении больного, его пульсе и т.д.