Лучезарно-голубое - [48]

– Увертливый парень, – пробормотал Джонни. – Но у нас нет никаких доказательств. Хорошо, он подстроил себе алиби. Но зачем он это сделал, мы доказать не можем. Хотя для чего бы ему понадобилось, если он только не знал, когда умерла Кристи? Ты можешь придумать?

– Не кажется ли тебе, – спросила Дороти, – что Макколи посадили в тюрьму без достаточных доказательств?

– Сейчас-то кажется. Сейчас, когда нет того общего настроя против него.

– Бедный Клинтон Макколи.

Джонни хотел снова сказать: «Бедная Нэн!», но передумал.

Дверь открыл Барт.

– Входите, пожалуйста, – вежливо пригласил он. – Вы уже ужинали? Мы все покорно сидим в кабинете, потому что гостиную нельзя пачкать. Говорят, ее уже приготовили к свадьбе. Проходите, проходите.

Дороти сняла пальто и бросила его на стул. Не сказав ни слова в ответ, лишь ограничившись вежливыми кивками, они пошли вслед за Бартом.

В маленьком кабинете горел камин, который, скорее, украшал, чем согревал комнату. Старая дама еще не спала. Она сидела в своем кресле в том самом углу, в котором Джонни в первый раз увидел ее. Она явно была чем-то рассержена. Бланш и – подумать только! – Барт попросили ее покинуть гостиную. В комнате хозяйничала Бланш. Она улыбкой приветствовала гостей.

– Все готово. Цветы для корсажей доставят завтра с утра.

– «Дева слышит веселый звон», – странным голосом процитировала Дороти.

Слева от камина в черном кожаном кресле сидел Дик Барти, а около него на черной кожаной скамеечке для ног примостилась Нэн. Она едва заметила вновь прибывших. На ее лице отражалось ожидание предстоящего чуда.

– «Гостей позвали, накрыли стол, и дева слышит веселый звон, – подхватил Барт. – Держись подальше, убери руки от меня, старая деревенщина!…» Присаживайтесь, мисс Дороти. А я принесу еще один стул.

– Не беспокойтесь обо мне, – остановил его Джонни. – Лучше я скажу свою речь стоя.

Дик Барти резко откинул голову. Нэн, казалось, ничего не слышала.

– Очевидно, я и есть «старая деревенщина», – сказал Джонни. – Я должен сообщить вам кое-что. – Он почувствовал охватившее всех напряжение и решился: – Эмили Паджетт открыла мне секрет.

– Что он говорит? – пролепетала старуха. – Что вы говорите, молодой человек?

– Послушайте меня внимательно, – обратился к ней Джонни. – У Клинтона Макколи и его жены Кристи была маленькая дочка.

– Да, – согласилась старуха, – маленькая девочка. Ее звали Мэри. Мэри Кристина.

– Нэн и есть эта маленькая девочка.

Барт, который стоял, прислонясь к стене, в изумлении наклонился вперед.

Бланш вскинула голову.

– Кто? – переспросила старуха.

– Эта девушка, – громко и ясно произнес Джонни, указывая на Нэн, – ваша правнучка. Ее настоящее имя Мэри Макколи.

Нэн и Дик в углу даже не пошевелились.

– Тот человек в тюрьме – твой отец, – продолжал Джонни, стараясь говорить как можно мягче. – Он не убивал твоей матери. Он считает, что это сделал Дик. Понимаешь, Нэн?

– Я знаю, – мечтательно произнесла Нэн. Она откинулась назад, а Дик, наоборот, наклонился к ней, теперь они почти касались друг друга.

– Мы догадались об этом только сегодня, – дружелюбно сообщил Дик. – Это все объясняет: почему вернулась тетя Эмили, почему Симс вел себя таким образом. Как только я узнал, что он виделся с Макколи, мне все стало ясно. – Он поцеловал Нэн в волосы. – Ну и что дальше? – спросил он.

Джонни был совершенно раздавлен.

– Да, Нэн, именно поэтому Эмили и вернулась! – взволнованно воскликнула Дороги. – Она хранила этот секрет с той поры, когда тебе было еще три года. А потом по телефону ты назвала ей имя Дика. Ты понимаешь?

– Конечно, понимаю, – ответила Нэн. Ее лицо не утратило восторженного выражения. – Я всегда это чувствовала. Я знала, что мой дом – здесь.

– Вы уверены в этом, Симс? – живо спросил Барт. – Вы нас не разыгрываете?

– Не разыгрываю, – утомленно ответил Джонни. – Спросите Чарльза Копленда из Сан-Франциско. Это поверенный Эмили. Или Клинтона Макколи, который еще жив и страдает…

Лицо Нэн не изменилось. «Мы потеряли ее, – с болью подумал Джонни. – Она потеряна для Эмили, которая доверилась мне. Потеряна для Макколи, который тоже доверился мне».

– Дочка Кристи? – переспросила старуха. – Значит, она дочь дочери моей дочери! – Она просияла от восторга и обрадовалась, как ребенок. – Моя дорогая!

– Вы – моя прабабушка? – робко спросила Нэн. – А вы – мой дядя Барт?

– Дик, и давно ты об этом знаешь? – поинтересовался Барт.

– Я догадался обо всем только сегодня, – ответил Дик.

Нэн прижалась к нему.

– Теперь-то мы поняли…

– Что же вы поняли? – резко спросила Дороти.

– Почему мы полюбили друг друга так внезапно и так… так сильно. – Нэн раскраснелась от смущения. – Это потому, что мы уже знали друг друга много лет тому назад. Дик знал меня, когда я была еще трехлетним ребенком и обожала его. В наших сердцах сохранилась память об этой давней привязанности. – Джонни стало плохо от таких слов. – Мы не состоим в родстве, – продолжала Нэн, – но у нас общий дом. И мы это сразу почувствовали.

Дик обнял Нэн за талию.

У Джонни сжалось сердце и стало тяжело на душе. Теперь он понимал, что выбрал не то оружие. Все свое время он тратил на поиски и проверку мелочей: алиби, булавок. Он искал доказательства. А Дик Барти потратил это время на куда более важные вещи. Дик первым завладел умом и сердцем Нэн и позаботился о ее душевном состоянии. Он ослабил остроту заявления, сделанного Джонни, внушил свою точку зрения на факты, изменил их, сделал их неотъемлемой частью мечтаний Нэн.