Ложный след - [36]

Он разделся до пояса. На дворе было лето, но он дрожал от подвального холода. Раскрыв красную книгу, он пролистал страницы, где было написано о мужчине по имени Веттерстедт, которого больше не существовало. На седьмой странице описывался второй скальп. Он прочитал записи своей сестры и подумал, что на этот раз надо использовать самый маленький топор.

Он захлопнул книгу и посмотрел на себя в зеркало. По форме лицо у него было мамино. А глаза он унаследовал от отца. Они были глубоко посажены, словно два безмолвных пушечных жерла. Именно из-за глаз он жалел, что отца тоже придется принести в жертву. Но все эти сомнения и колебания он смог победить. Эти глаза были первым воспоминанием детства. Они пристально смотрели на него, они ненавидели его — эти два гигантских глаза с ногами, руками и ревущим голосом.

Он вытер лицо полотенцем. Затем обмакнул одну из широких кистей в черную краску и нанес на лоб первый штрих, точь-в-точь там, где разрезал ножом кожу на лбу Веттерстедта.

Он провел не один час у полицейских ограждений. Сердце выпрыгивало из груди, когда он смотрел, как все эти полицейские тратят столько сил, чтобы разобраться, что же произошло и кто убил мужчину, лежащего теперь под красной лодкой. Он не раз испытывал желание закричать, что это сделал он.

Это была слабость, которую он все еще не мог окончательно преодолеть. То, что он сделал, то задание, начертанное в книге видений его сестры, было выполнено исключительно ради нее, а не ради него самого. Эту слабость он должен побороть.

Он нанес на лоб второй штрих. Уже сейчас, когда превращение едва только началось, он чувствовал, как самая верхняя огромная оболочка покидает его.

Он не знал, почему его назвали Стефаном. Как-то раз, когда мать была более или менее трезвой, он спросил ее об этом. Почему Стефан? Почему именно это имя, а не какое-нибудь еще? Ответ был очень неопределенным. Прекрасное имя, говорила она. Он запомнил это. Прекрасное имя. Популярное. Он выберет себе другое, уникальное имя, которое будет только у него одного. Он до сих пор помнит, как он был возмущен. Он оставил ее лежать на диване в гостиной и вышел из дома. Он взял велосипед и поехал к морю. Гуляя по побережью, он выбрал себе другое имя. Имя Хувер. В честь шефа ФБР. Он читал о нем книгу. Говорили, что в нем была капля индейской крови. Он интересовался, а не было ли и у них индейцев в роду. Бабушка по отцу говорила, что многие из их семьи очень давно эмигрировали в Америку. Если в нем самом и не течет индейская кровь, то она вполне может быть у кого-то из родственников.

Сразу после того как сестру заперли в больнице, он решил сплавить имена Геронимо и Хувер. Он помнил, что один раз бабушка показывала ему, как плавят олово и заливают его в гипсовые формочки, чтобы получались маленькие солдатики. После смерти дедушки он разыскал формочки и ковш для олова. С тех самых пор они лежали в картонной коробке среди барахла в подвале. Он достал их и переделал формочки так, что горячее олово должно было превращаться в фигуру, совмещавшую в себе полицейского и индейца. Поздним вечером, когда все спали, а папа тогда сидел в тюрьме, так что некому было врываться в их квартиру в любое время суток, он заперся на кухне и совершил великую церемонию. Сплавив фигурки Хувера и Геронимо, он создал свой новый образ. Он был грозным полицейским, обладавшим отвагой индейских воинов. Он должен быть неуязвимым. Ничто не помешает ему вершить справедливое возмездие.

Он нанес дугообразные черные штрихи над глазами. После этого его глаза еще глубже потонули во впадинах. Они покоились там, словно задремавшие хищники. Два хищника, два взгляда. Он, не торопясь, прокрутил в голове предстоящие события. Праздник середины лета. Если будет ветер или дождь, все станет сложнее. Но это ему не помешает. Он подумал, что для поездки в Бьярешё надо одеться потеплее. Проблема только в том, что по случаю непогоды праздник могут перенести в дом. Но он внушал себе, что должен положиться на собственное терпение, как Геронимо. Важность этой добродетели проповедовал новобранцам Хувер. Всегда бывают мгновения, когда бдительность человека ослабевает. И тогда следует наносить удар. То же самое, если праздник перенесут в дом. Рано или поздно мужчина, к которому он собирается наведаться, окажется за пределами дома. И тогда наступит подходящий момент.

Он был здесь днем раньше. Мопед оставил в лесной рощице и разыскал пригорок, с которого можно было спокойно наблюдать за происходящим. Дом Арне Карлмана располагался обособленно, как и дом Веттерстедта. Соседей поблизости не было. Аллея подстриженных ив вела к старинному выбеленному известью сконскому двору.

Приготовления к Празднику середины лета уже начались. Он смотрел, как какой-то мужчина выгружал складные столики и штабеля стульев из грузовика с открытым прицепом. В углу сада натягивали палатку для буфета.

Арне Карлман тоже был здесь. В бинокль было видно, как этот человек, к которому он собирался наведаться на следующий день, расхаживал по саду и давал указания. Он был одет в тренировочный костюм. На глаза была натянута кепка. Он не удержался и представил свою сестру вместе с этим мужчиной, и ему тотчас стало дурно. Теперь все ясно. Он понял, как ему надо действовать завтра.