Ловушка желаний. Как перестать подражать другим и понять, чего ты хочешь на самом деле - [11]

Я хочу Кристиана Грея. Я безумно его хочу. Это простой факт.

(Из «50 оттенков серого», где содержится масса таких упрощений.)

Юлий Цезарь был идеальным романтическим лжецом. После победы в битве при Зеле он провозгласил: «Veni, vidi, vici» («Пришел, увидел, победил».) Эти слова повторяли тысячи раз: Цезарь пришел, увидел это место и решил завоевать его. Волшебник Джеймс Уоррен предлагает переформулировать слова Цезаря в контексте желания, чтобы мы поняли их истинный смысл: я пришел, я увидел, я пожелал. И тогда он победил и получил желаемое.¹

Цезарь хочет, чтобы мы думали, что ему достаточно лишь что-то увидеть и он сразу понимает, желает ли он этого. Но Цезарь льстит себе.

Истина сложнее. Во-первых, Цезарь почитал великого военачальника Александра Македонского, который в III в. до н. э. покорил почти весь известный мир. Во-вторых, в битве при Зеле противник Цезаря, Фарнак II, атаковал первым. Цезарь не просто пришел и увидел. Он давно желал завоеваний, как его кумир Александр, и он ответил на вызов, брошенный Фарнаком.

Романтическая ложь – это самообман, история причин определенного выбора: выбор соответствует личным предпочтениям человека; человек понимает его объективные качества; человек просто что-то видит и желает получить это.

Люди верят, что между ними и тем, чего они желают, прочерчена прямая линия. Это ложь. В действительности линия эта всегда искривлена.

В глубинах нашей психологии скрываются человек или вещь, которые заставляют нас желать чего-либо. Желанию необходимы модели – люди, которые наделяют нечто ценностью в наших глазах, потому что они сами хотят этого.

Модели преображают объекты в наших глазах. Вы с подругой входите в магазин одежды и видите вешалки с тысячами блузок. Ничто не бросается вам в глаза. Но как только подруга проявляет интерес к конкретной блузке, она перестает быть просто блузкой. Это блузка, которую выбрала ваша подруга Молли, – кстати, Молли работает ассистентом художника по костюмам в киностудии. Она проявляет интерес к блузке и тем самым сразу же выделяет ее. Блузка становится совершенно не такой, как пять секунд назад, потому что ее начали желать.

«О мука! Как любить по выбору чужому!» – говорит Гермия в шекспировском «Сне в летнюю ночь». Мучительно знать, что мы делаем выбор по чужой указке. Но мы поступаем так постоянно: так мы выбираем бренды, школы и блюда в ресторанах.

Всегда есть модели желаний. Если вы не знаете своих моделей, они порождают хаос в вашей жизни.

Возможно, сейчас вы думаете: если желание возникает и формируется под влиянием моделей, то откуда желания берутся у моделей? Ответ прост: от других моделей.

Если заглянуть в эволюцию своих желаний достаточно далеко, через друзей и родителей к бабушкам и прабабушкам и дальше, до древних римлян, которые моделировали свои желания по древнегреческому образцу, мы везде будем видеть модели.

В Библии история романтической лжи просматривается до самых истоков человечества. У Евы не было желания есть запретный плод, пока змей не показал ей модель. Змей предложил желание. Именно так и поступают модели. Плод, который не вызывал никакого желания, неожиданно стал самым желанным во Вселенной. Плод стал неотразимым, потому что был явлен образец запретного блага.²

Нас искушают модели. Они внушают нам желание того, чего у нас в данный момент нет. Особенно сильно мы желаем то, что находится вне досягаемости. Чем серьезнее препятствие, тем сильнее притяжение.

Разве не любопытно? Мы не хотим того, что можем легко получить и что находится в пределах досягаемости. Желание ведет нас за пределы собственных возможностей. Модели подобны людям, стоящим в сотне ярдов от нас. Они видят за углом то, что недоступно нашему взгляду. Следовательно, все дело в том, как модель описывает или предлагает что-то. Мы никогда не видим желаемое напрямую – мы видим эти вещи косвенно, словно в отраженном свете. Нас влечет то, что представляет нам в привлекательном свете правильно выбранная модель. Наша вселенная желаний так же велика или мала, как вселенная наших моделей.

Зависимость от моделей – это не всегда плохо. Без моделей никто из нас не смог бы говорить на одном языке или рассчитывать на нечто большее, чем статус кво. Джордж Карлин мог бы провести 50 лет, рассказывая шутки о погоде, если бы в 1962 году не побывал на шоу Ленни Брюса. Брюс смоделировал новый тип комедии, и Карлин успешно его использовал.

Опасность заключается в том, что мы не распознаем модели, и это вовлекает нас в нездоровые отношения с ними. Их влияние на нас становится несоразмерно большим. Мы часто фиксируемся на них, не осознавая того. Во многих случаях модели становятся тайным идолом человека.

«Рене мог убрать идола с глаз другого человека так, словно это был акт почтения», – сказал мне друг Жирара Джил Бейли. Миметическая теория выявляет наши модели и перестраивает отношения с ними. Первый же шаг – это выявление моделей.

В этой главе мы узнаем, как Эдвард Бернейс, «отец связей с общественностью», в начале XX века использовал хитроумно размещенные тайные модели, чтобы манипулировать поколением потребителей. В 50—60-е годы его последователями стали «Безумцы» с Мэдисон-авеню. Сегодня они чаще всего встраиваются в крупные технологические компании, правительства и средства массовой информации.