Ловушка времени - [44]

– Это он предлагал людям погрузиться в воды Иордана?

– Да, он говорил, что этот символический акт дарует человеку не только физическое, но и нравственное очищение. Йоханан уверял, что главное даже не погружение в Иордан, а искреннее раскаяние и прощение всех обид, причиненных тебе другими. Только нравственно очистившиеся люди могут попасть в Царствие Небесное, которое, как он считал, скоро должно настать.

– Этот человек погиб?

– Да, его убили. И тогда я понял, что должен продолжить его дело. Вскоре я обнаружил, что могу помогать людям, могу облегчать их душевные и физические страдания, и люди стали верить мне. Я ходил по селам Галилеи и исцелял людей. Это было большое счастье... Я даже не знаю, кто был счастливее: я, когда приносил облегчение людям, или те, кто переставал страдать. Я объяснял, что физические страдания тесно связаны с нравственными, а человек, который живет по Закону и совести, в ладу с самим собой, и физически меньше страдает. Постепенно у меня появилось много друзей, люди стали узнавать меня. Самые близкие друзья сопровождали меня в этих путешествиях. Они называли себя моими учениками, а меня – их учителем. Сначала я возражал, убеждал их, что никакого учения я не придумал, а потом перестал... Нельзя сказать, что я стал забывать свое горе, нет, но у меня снова появился смысл жизни... Однажды мне приснился сон. Во сне я разговаривал со своей Сарой, которая сказала, что гордится мной, и призвала меня продолжить мое дело. Я проснулся счастливым... Странно, но после смерти Йоханана я еще ни с кем не говорил о своей семье.

– Может быть, просто прошло мало времени, и тебе было еще слишком больно об этом вспоминать? – предположила Тали.

– Может быть… – задумчиво проговорил Ешуа, – а может быть, дело тут в другом…

Они еще долго сидели и беседовали, находя все новые и новые темы для разговора. Уже стали сгущаться сумерки, но собеседники, казалось, этого не замечали. Они, наверное, готовы были так просидеть всю ночь, словно утратили чувство времени, но вот послышались сначала шаги, а потом голоса. В дом кто-то входил...

Глава 9,

в которой Кравченко испытывает «де жа вю»

Кравченко оставил Тали с Ешуа вдвоем, а сам вышел из дома и отправился бродить по городу. Он не преследовал никакой определенной цели, просто ходил по шумным городским улицам, погруженный в свои мысли.

Отправляясь в путешествие, Владимир, разумеется, предвидел трудности. Он не был наивным человеком и отдавал себе отчет в том, что убедить Иисуса отказаться от своей миссии, вернуться домой и тем самым уйти в забвение будет нелегко. Однако после трудного, напряженного разговора с Ешуа Кравченко осознал, что его столь тщательно выстроенный план может провалиться.

Он понял, что имеет дело с человеком, твердо убежденным в правильности избранной им жизненной позиции, и почувствовал, что все его попытки повлиять на Ешуа могут оказаться тщетными.

Невольно он задумался о себе, о собственной миссии. А что, если бы кто-нибудь явился к нему, Кравченко, и стал убеждать его вернуться из Израиля обратно в Россию, мотивируя свою просьбу великой целью? Поверил бы он, Владимир Кравченко, этому человеку, а даже если бы и поверил, стал бы выполнять эту просьбу?

День близился к вечеру. Кравченко бродил по городу, не замечая ничего вокруг. Он был разочарован. Он неожиданно понял, что его предприятие может закончиться ничем, и ему придется возвращаться назад, ничего не добившись. Конечно, он и раньше испытывал нечто подобное, но сейчас горечь была особенно острой.

Нет, он не может вернуться ни с чем, это абсурд, нонсенс. Он должен обеспечить успех своего проекта любой ценой!

Ему вспомнился разговор перед подготовкой первого путешествия, когда при обсуждении вариантов развития ситуации заспорили о возможности нейтрализовать Иисуса или даже ликвидировать его. Кравченко тогда категорически отмел эту мысль и вот сейчас невольно вернулся к ней.

А что, если не будет другого выхода? Разве он не вправе сделать это? Владимир ясно представил себе, как он выстрелит в Ешуа и убьет его, а потом моментально вернется в свое время.

Безнаказанность и эффективность этого поступка поразили его. Действительно, зачем все эти душевные усилия и материальные затраты, когда дело легко может решить один выстрел?...

Разумеется, была еще моральная сторона проблемы, но ведь любой поступок можно оправдать, если он совершается ради великой цели, а цель у Кравченко была благая: спасти миллионы людей от гибели.

Весь во власти своих размышлений, Владимир направился к дому. Он не верил, что Тали удастся уговорить Ешуа. Сделать это не удастся никому, и нужно решаться на более радикальные меры. Нащупав пистолет, он принял решение и ускорил шаги.

Еще издалека Кравченко увидел, что возле двери топчется какой-то мужчина средних лет. Одет он был просто и при ближайшем рассмотрении выглядел очень утомленным, словно прошел длинный путь.

– Прошу прощения, мой господин, – обратился мужчина к подошедшему Кравченко, – мне сказали, что здесь остановился проповедник Ешуа из Галилеи. Ты ничего о нем не слышал? Я его ищу.

– Слышал, – ответил Кравченко, – он – мой гость и остановился в этом доме.