Ловушка для тигра - [47]

— Ага, Кобылкин, Пристяжкин, Жеребеев, — передразнил Романа Максим, — все просто. Суд даже не стал выяснять, кто же был тот вышестоящий начальник, что отдал приказ убить всех, кто в той «Ниве» ехал. И крайнего нашел, да только облом у них случился. Я ж думал, что свора эта по моим следам пойдет, а вот как получилось… — Максим уставился в потолок.

— Кстати, о своре. Нашли их, утром. Я в конторе кое-кого знаю, подъехал к хибаре той, зашел, посмотрел, — вполголоса поведал Роман. И спросил — и по тону Максим догадался, что этот вопрос волновал Назарова больше всего: — А потрох сучий, извиняюсь, свиной, это вместо шкуры?

— Ну, да. На рынке только ливер и башка свиная оказались, а я торопился, — и тут же заговорил тоже шепотом, постоянно срываясь от кашля: — Слушай, а журналистов знакомых у тебя нет? Хорошо бы заметку такую, кратенькую, слепить — найдены там-то и там-то четыре трупа со следами… Это пусть сами выдумают, можно даже другой город указать — неважно. Главное, чтобы заказчик почитал, — попросил Максим.

Роман помолчал, ответил неспешно:

— Да можно попросить, найдутся борзописцы. Да толку-то от писанины этой? Что ты этому зверью доказать хочешь?

— Доказать — уже ничего. Предупредить, чтоб в горах сидели, овец своих драли, а сюда только в сопровождении опытного экскурсовода совались! — зло прошипел Максим. Проораться хорошенько не давал кашель, каждый приступ сопровождался болью в правом боку. Приходилось сгибаться, прижимать локоть к ребрам.

— Да не поймут они! — Роман, в отличие от командира, мог себе позволить орать во все горло. — Ты с кем разговаривать собрался? Со скотоводами из Средневековья? Это ж пастушеская цивилизация, дикари! Животные! Им зубной пастой пользоваться нельзя, бумагой туалетной и порошком стиральным! Ведь не разрешают же муллы мусульманским женщинам пользоваться противозачаточными средствами и средствами гигиены! И мужикам тоже! А цель жизни у этого зверья — пойти и подорвать себя в метро или еще где-нибудь во имя высшей цели! И знаешь почему? Почему они нас так ненавидят? Это зависть, обычная зависть и неспособность контролировать свои эмоции и инстинкты. Помочь им надо, как по телику каждый день талдычат! Я бы им помог, чтоб не мучились, — парочкой боеголовок с ядерным зарядом, точечно! — Роман выговорился наконец, привалился к стене.

— Так и я о том же. Только говорить с ними надо на их языке, чтоб последняя обезьяна, даже неграмотная, поняла. Чтоб знали — сунутся сюда, обратно по частям возвращаться будут, со свиным потрохом в зубах. Или в черепушке проломленной, вместо мозгов. Один раз я так сделаю, второй, третий, а четвертого не будет — побоятся. И крепко подумают, прежде чем в те города, где их соплеменников на шашлык разделывают, соваться. Традиции у них! У меня теперь своя традиция появилась: как духа вдали от ареала его обитания увижу — прикончу. — Речь получилась длинная, но прерывистая, Роман успел даже немного протрезветь. Сказал только предостерегающе:

— Ты все же поострожнее будь, Макс. При твоем неуемном темпераменте ты запросто можешь дуркой закончить.

— Невозможно попасть туда, где находишься. Россия — это одна большая дурка, — ответил, не глядя на Романа, Максим и добавил негромко:

— По-твоему, все это могло произойти и в любой другой стране? Чтоб зверье это по нашим городам как по горам бегало? И людей резало как овец? Нет, только наш родимый дурдом мог предоставить им такую возможность — поохотиться на людей. И делать это в открытую. Я все правильно сделал. С волками жить — по-волчьи выть. Ты не хуже меня это знаешь. Я тоже раньше думал — законы, власть, справедливость… Нет этого ничего, нет! Остался только мой собственный адат, моя война, моя правда! Да этих четверых за одного мало! — последние слова Максим выкрикнул, но сразу же осекся.

— Да прав ты, прав. Ладно, давай заканчивать, что ли, мне на работу утром. Ты лечись, а я погнал. Чувствую, что огребу я сейчас не по-детски. — Роман, придерживаясь за стенки коридора, выбрался в прихожую, оделся почти самостоятельно. Максим проводил его до площадки первого этажа, убедился, что Назаров благополучно добрался до такси, плюхнулся на сиденье рядом с водителем. И отбыл в коттедж, где и жил со всей семьей — женой, двумя детьми, тестем и тещей. Городская квартира обычно пустовала, но до тех пор, пока в ней не поселился гость. Максим вернулся в квартиру, закрыл дверь. И только собрался навести порядок в кухне, как почувствовал, что сил не осталось. Болезнь еще давала о себе знать, снова поднималась температура. Максим поплелся в комнату, улегся на кровать, закрыл глаза. И почти сразу заснул — как в обморок упал.

Через неделю Максима осмотрел придирчивый врач — абсолютно лысый, толстый важный дядечка в очках. Долго слушал легкие, простукивал, задал кучу вопросов. И смилостивился, выдал диагноз «здоров». Максим первым делом бросился звонить Роману, тот выслушал, промычал что-то невнятное в трубку и сказал, что все понял. И приехал вечером, уже поздно, довольный и сияющий, долго копался в кожаном портфеле, как Дед Мороз в мешке с подарками. И подал Максиму бумагу с печатью.