Ловушка для потерянной души - [36]
С протяжным скрипом отворилась, обитая железом дверь тюрьмы. В лицо пахнуло затхлостью подвалов, запахом разложения и старых бумаг. Заплясали неясные тени в узком коридоре. На мокрую мостовую с неприятным чавкающим звуком упали две тени, расползлись по земле, лишь отдаленно напоминая человеческие фигуры.
— Точно они? — на секунду задерживаю объемный кошель, не отдаю в чуть подрагивающие с перепою руки стражника.
— Да они, они, — кивает он, вытирая вспотевшие ладони о мундир. Оглядывается, боясь быть замеченным. Точно, как запуганная шавка. Вдруг, набегут свои же, набросятся, разорвут на клочки за желанную добычу. Словно неделю голодавшие нищие за корку хлеба.
— Берите их, — киваю своим людям. Лишь пятеро осталось от того десятка, что недавно ушел с миссаром.
— Не заметят? — с сожалением передаю деньги. Всегда неохотно с ними расстаюсь, но все же обычно не так обидно. Золото должно уходить к тем, кто его достоин. А тут, чувство, словно на помойку выбрасываю.
— Много похожих людей в этих подвалах, много бумаг и неразберихи. — Пожимает плечами стражник, кутаясь в тонкий плащ. Прячет увесистый кошель в оттянутом кармане с множеством заплат.
Что ж, игра началась, господин миссар. Не я затеял эту партию, но теперь цена выигрыша — моя жизнь. Она покажется вам не такой ценной в сравнении с вашими секретами. Тайны, они ближе к телу и бьют больнее всего. А уж как ими пользоваться я за много лет научился лучше других. У меня был лишь один учитель — жизнь и учит она так, что понимаешь все с первого раза.
Никто.
Странная в этот раз темнота, будто живая, касается тела холодным сквозняком, редкими ледяными каплями. Будто шевелится, подобралась ближе и теперь давит на шею толстыми стальными пальцами. Пол задрожал, подпрыгнул под спиной. Зазвенели невидимые цепи. Странный сон, будто наяву. Заскрипели под ожившим полом колеса, все быстрее и быстрее подскакивая на неровной дороге. Сажусь с трудом, хватаюсь руками за горло, где по-прежнему давит что-то. Царапает, не дает нормально дышать, тянет вниз, заставляет склонить голову. Ошейник. Тяжелый, неровный, крепко держит, тянется толстая цепь, прикованная к холодному полу.
Шарю руками, ползаю по кругу, пытаюсь хоть что-то понять. Постепенно темнота рассеивается, тонкие лучики серого света прорываются сквозь щели в стенах, царапают грязный пол. Мир вокруг оживает. Громкие крики сливаются в один неровный шум, заставляют морщиться.
Распутываю цепь, что окрутила тело, встаю, покачиваясь в такт повозке, подхожу к стене, цепляюсь о прутья решетки, она покрывает стенки изнутри. Прижимаюсь к ней щекой, подглядываю в узкую щель, что пропускает тусклый свет. Мелькают силуэты людей, вся площадь заполнена ими. Толкаются, дерутся, ждут чего-то, поглядывая на высокий потемневший от постоянных дождей деревянный помост. Высятся на нем кривые палки, наскоро сколоченные в причудливые загогулины. Суетятся люди, привязывают к ним веревки, затягивают узлы, проверяют на прочность.
Гул толпы стих, будто и не было. Сотни внимательных глаз устремились на сцену. Выжидающе тянут шеи те, кто стоит в задних рядах, проталкиваются вперед дети, протискиваются сквозь плотные ряды. Несмело ступая, на помост вышли двое в окружении стражи. Шарят ногами по доскам, проверяют его на прочность, не видят ничего под плотной тканью накинутых на головы мешков, вздрагивают, шарахаются от тычков копий. Стражники нервно дергают за веревки, что пережимают руки пленников, тянут в сторону загогулин. Что-то неуловимо знакомое в этих двух фигурах. Смотрю внимательно, вспоминаю, но голова кружится, опять пятна плавают перед глазами. А повозка уносит меня все дальше, стремясь скрыться за домами.
Пол снова вздрогнул, выбивая опору из-под ног. Послышался чей-то недовольный крик совсем рядом, за стеной. Падаю, ударяясь лбом о холодную решетку. Почему-то мне важно увидеть то, что сейчас происходит на площади. Снова поднимаюсь, цепляюсь пальцами за прутья, помогая себе встать.
Ищу взглядом помост, сквозь узкую щель между досок. Скольжу взглядом по толпе. Арри. Замираю, впиваясь взглядом в знакомую, маленькую издали фигурку, что сидит на высоком кресле у самого помоста. Рядом черной тенью нависает та фигура из подвала с ледяным голосом. Миссар. Крепко держит Арри за голову, не дает отвести взгляд в сторону, заставляет смотреть на пленников. Их подвели к виселицам, поставили на хлипкие трехлапые табуреты.
Петли качаются на ветру, задевают ткань мешков, что скрывают лица, будто торопятся скорее обвить их шеи. Толпа вновь ожила. Затопала, закричала. Стражники накинули петли на головы пленников, затянули узлы и отошли на шаг, любуюсь ликующей толпой. Сжалось сердце, застучало с новой силой в ушах, перебивает крики толпы. Мотаю головой, но не отхожу. Знаю, что это смерть. Она близко, стоит за спинами этих двоих, приняла облик стражников и теперь выжидает, потирает руки в предвкушении своей добычи.
Гулкое эхо барабанов проносится над площадью. Сильный толчок выбивает хлипкую опору из-под ног пленников. Натягиваются веревки, почти слышу, как скрипят деревянные балки виселицы под весом двух дергающихся тел. На миг кажется, что один из них это я, вытягиваюсь в струнку, пытаюсь нащупать землю кончиками пальцев, что всего-то в паре сантиметров внизу. Дергаюсь, рву кожу на руках, пытаюсь освободиться, что бы схватить веревку, сделать еще один вдох. Темнеет в глазах, падаю на пол повозки, глотаю холодный воздух.
"В истории трудно найти более загадочную героиню, чем Жанна д'Арк. Здесь все тайна и мистификация, переходящая порой в откровенную фальсификацию. Начиная с имени, которым при жизни никто ее не называл, до гибели на костре, которая оспаривается серьезными исследователями. Есть даже сомнения насчет ее пола. Не сомневаемся мы лишь в том, что Жанна Дева действительно существовала. Все остальное ложь и вранье на службе у высокой политики. Словом, пример исторического пиара". Так лихо и эффектно начинаются очень многие современные публикации об Орлеанской Деве, выходящие под громким наименованием — "исторические исследования".
Приняв мученическую смерть на Голгофе, Спаситель даровал новой вере жизнь вечную. Но труден и тернист был путь первых христиан, тысячами жизней заплатили они, прежде свет новой жизни воссиял во тьме. Целых три века их бросали на растерзание хищным животным, сжигали на кострах и отрубали головы только за одно слово во славу Христа.
Юмор и реальные истории из жизни. В публикации бережно сохранены особенности авторской орфографии, пунктуации и лексикона.
Размышления о тахионной природе воображения, протоколах дальней космической связи и различных, зачастую непредсказуемых формах, которые может принимать человеческое общение.
Книга включает в себя две монографии: «Христианство и социальный идеал (философия, право и социология индустриальной культуры)» и «Философия русской государственности», в которых излагаются основополагающие политические и правовые идеи западной культуры, а также противостоящие им основные начала православной политической мысли, как они раскрылись в истории нашего Отечества. Помимо этого, во второй части книги содержатся работы по церковной и политической публицистике, в которых раскрываются такие дискуссионные и актуальные темы, как имперская форма бытия государства, доктрина «Москва – Третий Рим» («Анти-Рим»), а также причины и следствия церковного раскола, возникшего между Константинопольской и Русской церквами в минувшие годы.
Небольшая пародия на жанр иронического детектива с элементами ненаучной фантастики. Поскольку полноценный роман я вряд ли потяну, то решил ограничиться небольшими вырезками. Как обычно жуткий бред:)