Ловушка для любви - [22]

— Его!

— А почему ты думаешь, что мои неприятности могут быть каким-то образом связаны именно с ним?

— Страус на хвосте принес!

— Но я не шучу, дорогая! — когда было нужно, Олумб умел становиться нежным. — И потом, сколько раз тебе повторять: новости приносит сорока, а не страус. На этот случай у нее имеется весьма длинный хвост.

— Это о приличных людях новости приносит сорока. А о таких, как Хлоуп, — именно страус.

— Но почему, моя изящная Айседора?! — откровенно льстил супруге «подкованный» едва ли не на всех европейских богемных перекрестках Олумб.

— Потому что информация об уродах может «транслироваться» только с помощью таких же уродливых «средств связи». Каковым, в отличие от сногсшибательного, если верить тебе, сорочьего, и является страусиный хвост.

— Ты по-прежнему меня удивляешь! — в голосе супруга появились, как он их не прятал, настороженные нотки: Захира воистину непредсказуема.

— А ты меня давно уже нет! — похоже, сегодня откровенничать вознамерился не только мужчина.

— Что ты хочешь этим сказать? — Олумб решил до конца оставаться дипломатом. С него хватит, под самую завязку, рискованной «заморочки» с Хлоупом и остальной компанией, чтобы позволить появиться еще одной головной боли.

— Только то, что я УСТАЛА! — на глазах Захиры появились слезы.

— Так давай наймем прислугу. Кстати, я это, видит Всевышний, предлагал не единожды!

— Не о физической усталости речь!

— Тогда о какой? — развел руками Олумб.

— Ее родной сестре — редко вспоминаемой мужчинами всех рас — моральной!

— Захира — анализы тебе в голову! — ты меня пугаешь! — сбросил он маску.

— Уже который год мы живем под одной крышей, а ты за все это время по-настоящему и минуты не был рядом со мной! Я одинока не тогда, когда сама, а когда мы вдвоем.

— Как ты можешь даже подумать подобное, не то, что сказать?!

— А ты считаешь, раз бывшая танцовщица — значит, обязательно пустозвон. Мешок, набитый кокосовой стружкой.

— Откуда такое взяла? Какая цеце тебя укусила?!

— Вот еще одно убедительное доказательство твоего тщательно скрываемого, но от этого не менее обидного, чувства изначального, заложенного самой природой, превосходства.

— Я тебя не узнаю! Или это — не ты?!

— Нет, я! А не узнаешь потому, что никогда и не пытался узнать.

Олумб, может быть, впервые за долгие годы совместной жизни почувствовал себя не в своей тарелке. И где? Дома!

— Все, я не буду заканчивать ужин!

— Как хочешь! — холодно произнесла Захира. — Тем более, тебя, наверное, уже накормили.

— Кто? И где? — уставился на супругу все больше запутывающийся в ее словах, будто креветка в рыбацких сетях, Олумб.

— Там, откуда приехал.

— С работы!

— Ври, да не завирайся! Я звонила — на месте тебя не оказалось.

— Я сейчас все объясню! — Он по настоящему недоумевал: супруга еще никогда не вела себя по отношению к нему так агрессивно. — Ко мне заехал приятель…

— И этим приятелем оказался никто иной, как этот замухрышка Хлоуп.

— … и мы отправились к нам на виллу.

— Не забудь уточнить — не вдвоем, а в компании.

— Ты опять ставишь меня в тупик! — шевелящимся на максимальных оборотах извилинам Олумба, похоже, не хватало места в черепной коробке — то ли та оказалась тесновата, то ли подобный хаос в ней проектировщиками не предусматривался изначально. Он не мог понять, откуда у жены, сроду делами супруга не интересовавшейся, столь полная информация о его передвижениях? И в чем, собственно, она свою «червивую» половину подозревает?

Уж не пронюхала ли о том, что, используя связи в банковских кругах, он и ее сбережения вложил в треклятый проект с тюремным оборудованием? Если, не приведи господи, все накроется медным тазом, афера немедленно выплывет на свет божий. А известие, что благоверный промотал ее капитал, превратит Захиру в кару небесную. О подобном исходе он не хотел и помыслить. Ведь под угрозой окажутся не только карьера, супружество, но и — Хлоуп не шутил! — его, Олумба, жизнь. Чтобы вывернуться, нужно немного времени и много везения.

— … относительно же тупика, — Захира закончила фразу, которую он, погруженный в собственные мысли, как следует, не расслышал, — то не я тебя приперла к стенке, а ты сам себя загнал в угол.

— С чего ты взяла? — Олумб продолжил словесное перетягивание каната, ибо не понимал, что происходит. Поэтому в меру искусно тянул резину: а вдруг что-нибудь прояснится?

— Что тебя связывает с Хлоупом?!

Внутри у Олумба, несмотря на жару, похолодело. Будто кто-то в желудок микро-морозильную камеру сунул. Неужели Захира все-таки что-то знает? Иначе почему с таким упорством и меткостью бьет в одну точку?

— Любопытно, какие у тебя могут быть претензии к человеку, с которым ты ни разу не виделась?

— Достаточно того, что знают о нем другие!

— А кто они?! И что… знают?

— Не прикидывайся несмышленышем, помещающимся поперек кровати.

— Чтоб мне с этой самой кровати навернуться, если вру!

— Понимаешь, я устала от одиночества… вдвоем. И от твоей, особенно в последнее время, бесконечной лжи.

— Устала от… одиночества вдвоем и… моей лжи? — Олумб едва не начал заикаться. Что за день? Мир, будто необъезженный рысак, становился на дыбы.

— А то нет!