Ловушка для дикого сердца - [6]

Старик бросил на нее свирепый взгляд.

— Да уж. Я совершенно забыл об этом, — наконец честно признался он. — И что мы им написали?

Когда три недели назад они на острове получили это письмо, то почувствовали себя польщенными и одновременно заинтригованными этим обращением к ним — оно внесло живую струю в их спокойную, размеренную жизнь. Лондонская кинокомпания просила позволения у мистера Марлоу приехать на Инишбаун и снять там небольшой фильм. «Наполовину документальный, — говорилось в письме, — наполовину художественный. Идея была подсказана нам мистером Т.В. Хеплингом, который несколько лет назад побывал на острове и очень заинтересовался тем, что там увидел. Мы надеемся, что вы, как хозяин острова, будете заинтересованы в сотрудничестве с нами».

Совершенно невероятный поворот событий. Они не имели ни малейшего понятия о том, кто такой этот Хеплинг. Может, какой-нибудь турист, приплывший с материка на Инишбаун на рыбацкой лодке?

— Ты был против, дед, — напомнила старику Эйлин. — Я тоже. Представь только, кругом будут носиться толпы кинозвезд и операторов. Снимут о нас какой-нибудь кошмарный сентиментальный фильм. А мы, разумеется, будем стоять в своих юбочках, шапочках с лентами и приговаривать: «Господи боже мой, да что ж это такое-то?»

Старик закивал:

— Да, да, вспомнил, вспомнил. Мы им отказали. Так ведь?

— Именно! Я написала им вместо тебя, что мы возражаем против съемок фильма об Инишбауне. — Эйлин мягко рассмеялась. — И подписалась «Эйлин Кейт», а потом внизу еще подписала большими буквами: «Внучка Мартина Марлоу, королева Инишбауна»!

— Полагаю, такой ответ вполне их удовлетворит, — хихикнул старик. — Они питают глубокое почтение к королеве Англии!

Взглянув на часы, стоящие на камине, Эйлин встала с кресла. До обеда она собиралась смыть с себя грязь «Черной Колин» и переодеться. Дед не любил, когда внучка выходила к столу в рабочей одежде. Несмотря на свою забывчивость и постоянное пребывание в нереальном мире, он с трепетом относился к соблюдению некоторых традиций в Карриг-Лодж. А обед, который готовила и подавала Энни, и был именно такой традицией. К тому же старый Мартин всегда любил поговорить за столом, обсудить последние новости, чему способствовали поварские таланты Энни, изысканная сервировка и нарядная внучка напротив.

«Если я хочу принять перед обедом ванну, — подумала Эйлин, — то мне надо быть порасторопнее». Дойдя до своей комнаты, девушка вдруг услышала, как хлопнула входная дверь. Это дед отправился на вечернюю прогулку. Теперь он вернется не раньше чем через полчаса, а значит, можно не спешить. Когда она выйдет к столу, дед уже будет сидеть с бокалом шерри в руке, который он имел обыкновение выпивать перед обедом. Эйлин лениво стянула с себя грязные брюки и неуклюжий рыбацкий свитер. Вошла в примыкающую к ее комнате ванную, которой дед позволил ей пользоваться совсем недавно. Раньше эта комната принадлежала его Элеоноре, и после ее смерти Марлоу долгое время не разрешал никому туда заходить. Но в тот день, когда Эйлин исполнилось двадцать лет, старик отдал ей ключи от будуара и ванной комнаты жены.

Будуар и ванная были расположены рядом. На полу в комнате лежал большой зеленый ковер, цвет которого от времени несколько поблек, приобретя легкий серебристый оттенок. На стене висел портрет бабушки Элеоноры в молодости, на которую Эйлин удивительным образом походила. Такие же волосы цвета пылающего на солнце янтаря, та же нежная, светлая кожа, те же серые глаза в обрамлении длинных темных ресниц. Только платье у бабушки было куда более роскошным, чем та одежда, что имела обыкновение носить Эйлин. Глубокий черный бархат, корсет и что-то наподобие гофрированного воротника времен Елизаветы.

Выйдя из ванны, Эйлин снова принялась рассматривать платье бабушки на портрете. Она, без сомнения, не ходила в этом наряде на Инишбауне, так как большую часть времени все люди здесь проводили на улице. Интересно, сохранилось ли это платье в большом гардеробе из красного дерева, в котором так и остались все наряды Элеоноры, милые, но безнадежно вышедшие из моды? Они были упакованы в льняные мешки, пересыпаны лавандой и гвоздикой. Дед великодушно разрешил внучке пользоваться любыми нарядами жены, но после того, как Эйлин рассмотрела содержимое мешков, она поняла, что вряд ли ей удастся перешить или приспособить что-либо для себя.

Сейчас, повинуясь какому-то смутному чувству, Эйлин снова открыла бабушкин гардероб. Конечно, было бы гораздо проще, если бы все эти наряды висели на вешалках, а не лежали в желтых льняных мешках. Рассмотреть их тогда не представляло бы труда. Девушка вытащила первый мешок, развязала веревочку и заглянула внутрь. Похоже, это именно то платье, что изображено на портрете. Да, это оно — на корсете, пышное, с кружевным воротником. Ошибки быть не может. Достав платье из мешка, Эйлин разложила его на кровати, провела ладонями по мягкой, шелковистой материи, напоминающей по цвету оперение черного дрозда. Казалось, на этот наряд ушло несколько метров ткани. Она струилась в руках Эйлин, словно черный ручей. Талия у этого платья выглядела поразительно узкой. Интересно, подумала девушка, а ей оно подойдет? Надо надеть на себя и посмотреть.