Ловец снов - [11]

— Вполне свободен, оба дня, — говорит он. — Ничего, если заеду в субботу? К десяти?

— В самый раз, — облегченно вздыхает Генри, теперь уже больше похожий на себя.

Джоунси чуть расслабляется.

— Ты точно успеешь?

— Если считаешь, что следует повидать… — Джоунси колеблется, — …Дугласа, тогда, вероятно, так и сделаем. Уж очень давно это было.

— Твое собеседование… он уже у тебя?

— Угу.

— Ладно. Жду в десять в субботу. Эй, может, стоит взять «скаут»? Дадим ему размяться. Как тебе?

— Здорово!

Генри смеется.

— Карла по-прежнему дает тебе завтрак с собой?

— Так и есть.

Джоунси невольно бросает взгляд на портфель.

— Что там у тебя сегодня? Сандвич с тунцом?

— Яичный салат.

— М-м-м… Ладно, я пошел. ДДДТ, так?

— ДДДТ, — соглашается Джоунси. Он не может назвать старого друга по имени в присутствии студента, но ДДДТ ни о чем тому не говорит. — Поговорим в…

— И береги себя. Я не шучу, — подчеркивает Генри, многозначительно и чуть зловеще. И снова легкий холодок бежит по спине. Но прежде чем Джоунси успевает ответить (а что он может сказать при Дефаньяке, смирно сидящем в углу), Генри отключается.

Несколько мгновений Джоунси задумчиво смотрит на телефон, кладет трубку, перелистывает страницы ежедневника, густо вычеркивает субботнюю запись: «Попойка в доме декана Джейкобсона» и вписывает: «отпроситься: поездка с Генри в Дерри, повидаться с Д.» Но и это обещание он не сдержит. К субботе Дерри и старые друзья надолго испарятся из его мыслей.

Джоунси набирает в грудь воздуха и переносит внимание на своего взрывоопасного посетителя. Парень нервно ерзает на стуле, очевидно, прекрасно понимая, почему вызван сюда.

— Итак, мистер Дефаньяк, — начинает Джоунси, — согласно документам, вы из Мэна.

— Э-э… да. Питтсфилд. Я…

— В документах сказано также, что вы получаете стипендию, и при этом неплохо учитесь.

Парень, похоже, не просто волнуется. Парень, похоже, вот-вот разревется. Господи, как же это трудно! До сегодняшнего дня Джоунси ни разу не приходилось обвинять студента в обмане, но, похоже, все еще впереди. Потому что это ужасно трудно… то, что Бивер назвал бы сранью.

— Мистер Дефаньяк… Дэвид… знаете, куда деваются стипендии, когда их обладателя ловят на шпаргалках? Да еще на семестровом экзамене?

Парень дергается так, словно спрятанный под сиденьем недоброжелатель только сейчас воткнул оголенный электропровод с низковольтным зарядом в его тощую ягодицу. Губы трясутся, и первая слеза… О Господи, первая слеза ползет по небритой щеке.

— Могу в точности вам объяснить, — продолжает Джоунси. — Такие стипендии испаряются. Вот что с ними происходит. Пуф — и шарик лопается.

— Я… я…

На столе Джоунси лежит папка. Он открывает ее и вытаскивает программу билетов Европейской истории за первый семестр: один из тех чудовищных вопросников-«угадаек», на которых в своей безграничной мудрости настаивает департамент образования. Сверху черным росчерком айбиэмовского карандаша (старайтесь, чтобы пометки были четкими и ясными, а если необходимо стереть, стирайте как можно тщательнее) написано имя:

ДЭВИД ДЕФАНЬЯК.

— Я прочел вашу курсовую, Дэвид, пробежал вашу статью о средневековом французском феодализме и даже пролистал ваши характеристики. Вы, разумеется, не гений, но успевали не хуже других. Кроме того, я в курсе, что вы просто выполняете обязательную программу, ведь ваши истинные интересы не лежат в моей области знаний, верно?

Дефаньяк молча кивает. Слезы неярко поблескивают в ненадежных мартовских лучах. В уголке стола валяется пачка бумажных салфеток, и Джоунси швыряет ее мальчику, который, даже в расстроенных чувствах, легко ее ловит. Хорошие рефлексы. Когда тебе девятнадцать, вся твоя «проводка» надежна и туга, все связки крепки и гибки.

Подождите несколько лет, мистер Дефаньяк, думает он. Мне всего тридцать семь, а кое-какие провода уже повисли.

— Возможно, вы заслуживаете еще одного шанса, — произносит Джоунси и медленно, словно напоказ, начинает скручивать подозрительно безупречную работу Дефаньяка, высший балл, ни больше ни меньше, в толстый жгут. — Может, вам стало нехорошо в день экзамена и вы вообще не пришли…

— Я был болен, — с готовностью подхватывает Дэвид Дефаньяк. — Похоже, едва не свалился с гриппом.

— В таком случае я готов дать вам на дом эссе, вместо того теста, который сдавали ваши однокурсники. Если хотите, конечно. Чтобы восполнить пропущенный экзамен. Ну как, согласны?

— Да, — шмыгает носом парень, яростно растирая глаза охапкой салфеток.

Что ж, по крайней мере не стал нести все это лживое дерьмо насчет того, что Джоунси все равно ничего не докажет, что он обратится в Совет по делам студентов, что подаст протест, и прочее в том же духе.

Вместо этого он плачет, что неприятно наблюдать, но, возможно, хороший знак: девятнадцать — это так мало, но большинство уже успевает потерять остатки совести к тому времени, как попадают сюда. Дефаньяк же все равно что сознался, а значит, у него еще есть шансы стать человеком.

— Да, это было бы здорово.

— И вы понимаете, что если что-то подобное случится снова…

— Никогда, — быстро отвечает парень. — Никогда, профессор Джоунс.

И хотя Джоунс всего лишь адъюнкт-профессор, ему не приходит в голову поправить парня. В любом случае когда-нибудь он станет профессором Джоунсом, без этого дело швах. Полон дом детишек, и если в будущем не предвидится нескольких значительных прибавок в бюджете, сводить концы с концами будет все труднее.