Ловец душ и навья невеста - [8]

– Во-первых, я не желаю огласки, а полицейские наверняка раструбили бы о моей проблеме по всей Рывне, – пояснил Вилмос, с подозрением посмотрев по сторонам, будто за одним из лысых кустиков мог притаиться шеф полиции – мужчина крупный, красномордый и вечно пыхтящий как паровоз. – А во-вторых, только вы можете мне помочь.

– Рассказывайте по порядку, – попросил Рихард, утомившись от всей этой загадочности. – В какое животное подселилась навь?

– В собачку Мирабеллы Свон, – сообщил Вилмос. – Моей любовницы.

Мирабелла Свон блистала в прошлом театральном сезоне, и ее фотографии не сходили с первых страниц газет. Рихард вспомнил курносый носик и закручивающиеся к выщипанным бровям ресницы, густые и длинные, как у куклы, которая закрывает глаза, когда ее кладут на спину.

– Я привез ее сюда отдохнуть…

– Отдохнуть? – недоверчиво уточнил Рихард. – В Рывне?

– Я женатый человек, – тяжело вздохнул Вилмос. – И отец моей жены – сами знаете кто. Поэтому курортные города не подходили. И уж тем более я не мог открыто ухаживать за Мирабеллой в столице. Она согласилась провести несколько недель в Рывне. Взяла собачку – свою любимицу. Мерзкое создание, если честно, даже в лучшие времена. И вот… – Он снова горестно вздохнул. – Мирабелла в горе. Рыдает, страдает и вся исхудала.

– Ей придется смириться с потерей, – заявил Рихард.

– Не придется! – В голосе Вилмоса звякнула сталь. – Я сказал ей, что ловец сможет прогнать навь из песика.

Рихард недоверчиво посмотрел на Вилмоса, но тот, кажется, не шутил.

– Это невозможно, – произнес он раздельно и медленно, как ребенку, а Вилмос схватил его под локоть и потащил по дорожкам сада. – Нельзя достать навь из животного.

– Понимаете, – доверительно произнес Вилмос, ведя Рихарда по саду, – Мирабелла – дура. Красивая, но дура. Она как тот баран – уперлась рогом, что собачку можно спасти. Наслушалась баек, начиталась желтых газетенок. Развесила по дому сушеных веников, проводила какие-то ритуалы, чтобы изгнать жруна.

– Дайте угадаю. Ничего не вышло, – скривился Рихард, еще больше раздражаясь.

Вместо того чтобы обратиться в полицию или к нему как можно раньше, они тянули, а жрун тем временем рос.

– Я не могу вызвать полицию, – опять вздохнул Вилмос, поправив темные очки. – Они, конечно, убьют жруна, изрешетив его серебряными пулями, но это наверняка попадет в газеты, а Мирабелла будет лить слезы над телом Жожо.

– Жожо?

– Жозефина, так зовут собачку. А мне не хочется огласки и слез. Я, по правде сказать, устал от страданий. Мне хватает и жены. Мирабелла такая веселая, у нее смех как ручеек. Так и звенит. А теперь она плачет.

– Но я не могу помочь! – Рихард решительно выдернул руку, и они остановились там же, откуда начали прогулку, – у пересохшего фонтана, в чаше которого лежали красные листья.

– Вы сделаете это. – В голос Вилмоса вернулись привычные властные нотки. – Я знаю, что вы уже делали это однажды.

– С человеком, не с собакой.

– Я заплачу. Сто шендеров. Сто пятьдесят.

– Я не собираюсь так рисковать из-за псины.

Рихард развернулся к кованому забору, и слова Вилмоса прилетели ему в спину:

– Если вы согласитесь, то никто ни о чем не узнает.

Рихард остановился и слегка повернул голову.

– Я о результатах вашей проверки, – вкрадчиво пояснил Вилмос.

Рихард посмотрел себе под ноги. Красные листья на садовой дорожке, усыпанной светлой каменной крошкой, казались узкими лодочками на белой реке. Интересно бы знать, кто проболтался. Надо сообщить Грегору, что в его участке крот.

– Двести, – обозначил он цену.

– По рукам, – торопливо согласился Вилмос.

– Значит, здесь ваш жрун, – сказал Рихард, остановившись перед дверью, заколоченной досками.

Дверь тяжелая, дубовая, это хорошо. Из-под нее торчат кончики столовых приборов. Кто-то догадливый напихал туда серебряных ложек и вилок. Значит, к дверям тварь не подойдет. Высшую навь это бы не остановило, но у жруна мозг работает только в одном направлении – чего бы сожрать.

– Давно кормили?

– Позавчера, – ответил Вилмос и приосанился. – Потом я понял, что это становится небезопасным, и принял меры.

Он что, гордится собой? Вот идиот. Рихард прижался ухом к двери. Откуда-то снизу доносились завывания женщины, довольно мелодичные, будто та упивалась своим горем. Из-за угла выглянула служанка в белом чепце, увидела ловца и, ойкнув, метнулась по лестнице вниз.

– Кажется, я видел фотографию собачки, – вспомнил Рихард.

На фото в газете Мирабелла Свон держала под мышкой то ли крысу, то ли облезлого песика. Узкая морда с вытаращенными глазами лежала на пышной груди, выставленной в декольте.

– Да, она везде ее с собой брала, – подтвердил Вилмос. – Редкая порода. Лысая свиристелка. Постоянно издает какие-то звуки: то лает, то скулит, даже когда спит – храпит, как мужик.

Рихард снова прижался ухом к двери – тишина. Потом послышался тихий цокот. Будто кто-то крался к двери на когтистых лапах.

– Сколько ему уже? – спросил Рихард.

– Жожо? Кажется, года три, надо спросить Мирабеллу…

– Жруну. Когда вы заметили, что с собакой что-то не так?

– Да она всегда была с придурью, – нахмурился Вилмос. Он снял очки, но, опомнившись, снова водрузил их на нос, хотя в полумраке коридора наверняка едва мог видеть через темные стекла.