Ловец человеков - [9]

— Спасибо, — настороженно буркнул тот.

— Однако я не мог не заметить, как тяжело вам было поддерживать некоторую часть разговора с отцом настоятелем. Я почти уверен, что еще многое из семинарских курсов прошло мимо вас. На прогульщика вы не похожи…

Священник заметно расслабился и даже чуть ухмыльнулся — уныло и, кажется, немного обиженно прямотой собеседника.

— Да, брат Игнациус, этого нельзя не заметить, верно? — отец Андреас нервно хихикнул и погрустнел. — Я честно хотел выучиться — я полагал, что малость нашего селения не причина к тому, чтоб иметь плохого священника. Вот только оказалось, что учиться надо слишком долго, а селение осталось без священнослужителя вовсе. То есть, когда я уезжал, священник там был, но оказалось, что не только простого люда коснулось искушение безвластием наших мест… то есть…

— Выгреб церковную кладовку и сбежал? — допустил Курт, опять прервав собеседника на полуслове; отец Андреас осунулся совершенно, только молча кивнул. Он усмехнулся. — Я смотрю, милые люди у вас живут, святой отец.

— Что вы, все не так! — горячо возразил тот. — Он был хорошим священником, правда. Просто… у всех бывает помутнение… Вы ведь понимаете, человек может пойти на грех, когда бедность, когда… Ну, ведь понимаете! — завершил он почти требовательно.

Курт вздохнул. Еще бы.

— Понимаю, — коротко кивнул он.

Дальше он священника почти не слушал, отмечая мимоходом, что его путаные объяснения подтверждают то, о чем Курт догадался уже и сам.

Местная церквушка финансировалась большей частью за счет перераспределения налогов, которым должен заниматься хозяин надела — на одни только сборы от прихожан можно было только продержаться, но никак не быть. Однако когда, лишившись людей, барон перестал получать должное, церковь осталась вовсе без дохода; предыдущий же священник, похоже, не страдал от излишка благочестия и предпочел поискать счастья в иных местах, взяв то, до чего дотянулся.

— Вот я и решил, что — куда уж хорошего священника, какого-нибудь бы… И подал прошение, чтобы позволили определить меня на «ускоренный курс» — знаете, основы, требник, «рax vobiscum»[8] и так далее. Нас, если вам доводилось слышать, зовут «фрюхами»… знаете — «скороспелыми»… Надо было возвращаться — нехорошо это, когда люди столько времени без духовного попечения, а приезжать к нам, пусть и на время, никто не хотел. Мне даже кажется, про нас вообще забыли…

— А ваш… «новый» барон?

Отец Андреас покривился.

— Я уже пытался и к нему обратиться, вот до чего дошло. Знаете, что он сказал, брат Игнациус? «Вот как стану вашим бароном, так подумаю». Я уж до греха дошел — припугивать его начал, что расскажу, как он тут разбой творит. Так он меня вообще в шею. Иди, говорит. Жалуйся. И вправду — ну, я рассказал бы о нем, так ведь императорская власть, прости Господи, далеко, а его люди — вот они, к востоку день пути — и все…

Священник умолк, но Курт чувствовал недоговоренность, повисшую в воздухе — вот бы если б майстер инквизитор поспособствовал… Однако, вне зависимости от личного отношения Курта к барону, крестьянам и местному священству, здесь его власть действительно кончалась. Разве что сосед как-нибудь прилюдно ляпнет неприличный анекдот про Приснодеву, прости Господи…

На вопрос о местных жителях отец Андреас снова замялся, пряча глаза и опять начав с оправданий людских слабостей греховной природой человека; чтобы добиться внятного ответа, пришлось снова поднажать на пугливого святого отца. Хотя и здесь, как выяснилось, Курт не услышал ничего, о чем не догадался бы сам.

Когда крестьяне поняли, что их владетель утратил, собственно говоря, интерес как к своему имуществу, так и к ним самим, первым пробным камнем была попытка отказать в выплате налогов, за которыми в урочное время явился капитан в сопровождении всего одного старого солдата. В разговоре с деревенским старостой был упомянут и этот факт — в первую очередь. Наглости у старосты, правда, не хватило на то, чтобы откровенно отказаться; просто сказано было что-то в духе «капуста нынче не уродилась»…

Чтобы не ударить в грязь лицом, капитан настаивать не стал, и пару лет никто деревню не беспокоил. Крестьяне же, не обремененные работами на хозяйской земле, занялись собой — сумели и наладить продажу излишков в обход хозяйской руки: подрядив тех, чьи дети служили в замковой страже, под охраной оных детей отсылали обозы до ближайшей ярмарки, выручая не столько, чтобы жировать, но столько, чтобы не горевать от того, что потеряли покупателя в лице своего барона. Постепенно налоги таки стали выплачиваться, хотя и не слишком исправно, но по большей части крестьянство работало на себя. Придираться было некому — из всех людей барона только капитан да уже упоминавшийся старый вояка не имели семей либо хотя бы просто приятелей среди деревенских; Курт назвал бы это ученым словом «коррупция», вот только ему пока еще не доводилось слышать о «коррумпированности снизу»…

Правда, деревенской церкви все эти благости не коснулись ни в коей мере: крестьяне вспоминали о существовании своего священника, только когда надо было совершить крестины либо венчальный обряд, да еще после воскресной особенно удачной проповеди о бедной вдовице и лицемерном богаче, бывало, обнаруживалась в храмовом ящике для подаяния мелочь…