Love of My Life. На всю жизнь - [4]

— Слава Богу, что он не страдал, — говорили те, кто пытался меня утешить. Они считали мою версию правдивой, но сама я отнюдь не была уверена в этом.

У Луки всегда было предчувствие, что однажды он погибнет в автокатастрофе. Каждый раз, когда мы с ним застревали в пробке, независимо от того, сколько времени нам приходилось в ней томиться, он всегда останавливал меня, если я начинала жаловаться.

— Скажи спасибо, что мы с тобой не на месте того бедняги, из-за которого она возникла, — говорил он, и я думала о том человеке, мужчине или женщине, который сегодня утром, как обычно, спокойно ушел из дому, не подозревая, что ждет его впереди. А сейчас он или она, в лучшем случае, лежит в машине «скорой помощи», которая мчится по встречной полосе, включив мигалку и завывая сиреной. И тогда я вздыхала, приглаживала волосы и говорила:

— Да, конечно. Слава Богу, мы с тобой на своем месте.

Лука не верил в Бога, но он, несомненно, способен был сохранять самообладание и чувство собственного достоинства в любой ситуации.

— Так почему бы не потратить эти десять минут на то, чтобы просмотреть результаты последних футбольных матчей? — обычно говорил он.

И пусть при этом мы опоздаем на свадьбу, пусть пропустим назначенную встречу — какое, черт побери, это имеет значение!

Глава 4

У Луки были широкие плечи, узкие бедра и длинные, стройные ноги футболиста. Его темно-карие глаза обрамляли черные пушистые ресницы. Будь глаза чуть побольше, он, пожалуй, выглядел бы слегка женственно. Из-за того что Лука был классическим брюнетом, он всегда казался небритым. Его смоляные тонкие волосы слегка вились и, отрастая, образовывали локоны. Когда Лука был помоложе, он носил длинные волосы, а в последнее время начал стричься довольно коротко, хотя все равно его стрижка была несколько длиннее, чем того требовала мода. В Лондоне это не имело никакого значения. В этом городе ты можешь позволить себе выглядеть так, как тебе заблагорассудится.

Лука всегда был довольно неряшлив, да он и не стремился к опрятности. По-моему, он вообще никогда не заправлял рубаху. Иногда его носки были разного цвета, а еще чаще он вообще их не надевал, несмотря на то что из-за этого кроссовки приобретали специфический запах. В отличие от большинства окружающих я ничего не имела против.

Лука был упрям. Причем это свое качество он считал добродетелью, так как всегда был непоколебимо уверен в собственной правоте. Для него не существовало полутонов. Все было либо черным, либо белым. Он или любил, или не любил, или принимал, или не принимал. Середины не существовало.

Лука был настоящим шеф-поваром. Он любил свою работу, любил своих коллег, и в том, что касалось дела, был чрезвычайно взыскательным. Он стремился к совершенству как в приготовлении, так и в подаче блюд. В его ресторане не могло быть пережаренной рыбы или недоваренных макарон. Он много смеялся, громко разговаривал. Он вообще производил много шума, был очень эмоциональным и в этом отношении походил на своего отца.

Когда Лука смотрел по телевизору футбольные матчи, он сидел, опершись локтями на колени. Он беспрестанно подбадривал игроков и выкрикивал указания. Если они следовали его рекомендациям и забивали гол, он ликовал и кричал: «Молодцы! Так держать!»

Если же ничего подобного не происходило, Лука откидывался на спинку стула, в отчаянии бил себя ладонью по лбу, и на несколько мгновений для него наступал настоящий конец света.

Любовь Луки к футболу выходила за рамки разумного. Он болел за «Наполи» и утверждал, что Диего Армандо Марадона — лучший футболист всех времен и народов. Правда, Стефано говорил, что сейчас даже как-то неловко признаваться в том, что болеешь за «Наполи» — уж очень паршиво они играют. Тем не менее иногда мы вместе с семьей Стефано все же отправлялись в Италию, чтобы братья могли воочию понаблюдать за очередным разгромом «Наполи», в то время как мы с Бриджет и детьми плавали в бассейне на арендованной вилле у подножия Везувия. В те чарующие итальянские вечера мы любовались закатами, пили вино и макали хлеб в оливковое масло, предвкушая очередной потрясающий ужин, который приготовит для нас Лука.

— Лив, ты попробуй, попробуй! — настаивал он, раздвигая пластиковые полоски занавески от мух и появляясь на пороге кухни с еще одной тарелкой чего-то нового и невероятно ароматного. Он обязательно запихивал какой-нибудь лакомый кусочек мне в рот, независимо от того, хотела я этого или нет. Дети визжали от восторга.

— Да оставь ты девочку в покое! — неизменно говорил Стефано, не выпуская изо рта сигарету и открывая очередную бутылку, зажав ее коленями.

Лука играл в футбол всегда и везде. Если у него не было мяча, он использовал вместо него смятую пачку сигарет, каштан, пустую жестянку из-под кока-колы и вообще все, что попадалось под ноги.

Я никогда не встречала человека, который бы курил столько, сколько Лука. За исключением разве что Марка.

Лука прекрасно играл на бас-гитаре. Когда-то он даже выступал с группой из Саусенда под названием «Кевины».

В том, что касалось внешнего вида, Луке были чужды какие бы то ни было комплексы. Он носил сережки в обоих ушах, и они были единственной неестественной деталью его облика.