Ловцы фортуны - [62]

В шесть утра 26 июня Тиффани и Филип сидели на трибуне, глядя на замкнутую петлю трассы, построенной неподалеку от Ле-Мана. Тиффани с некоторой тревогой огляделась по сторонам, но, не найдя в толпе знакомых лиц, вздохнула с облегчением. Тем не менее, она опустила на лицо вуаль, словно для того, чтобы защитить лицо от солнца и пыли, а на самом деле, чтобы не быть узнанной; в конце концов не было ничего невозможного в том, что сюда явится кто-нибудь из Вандербильтов. Но подобные соображения не приходили в голову Филипу. Он был полностью поглощен гонками, впитывая атмосферу состязаний и наблюдая, как на старте выстраиваются автомобили.

— Теперь я понимаю, что ты хотел сказать, утверждая, что европейские гонки отличаются от американских, — заметила Тиффани.

— Это настоящее испытание на прочность, — с энтузиазмом ответил Филип. — Сегодня машины должны пройти шесть кругов, еще шесть завтра, это расстояние почти в 770 миль. При этом на некоторых участках гонщики должны соблюдать некоторое ограничение старости, а поломки могут устранять только водитель и его механик, сидящий в машине.

— Как ты думаешь, кто выиграет?

— Француз, — сразу же ответил он, — хотя бы потому, что они выставили двадцать шесть машин, в то время, как немцы всего три, а итальянцы шесть.

Гонки начались, и десятки самых мощных автомобилей лучших европейских марок, каждый с двигателем объемом более двенадцати литров, с яростным рычанием помчались к победе, освещаемые утренними лучами солнца. Филип был полностью захвачен этим зрелищем, но Тиффани обнаружила, что гонки не так уж и интересны, как она предполагала. Она объяснила это тем, что ей не за кого было болеть. Если бы в состязании участвовали американцы или британцы, она могла бы принять чью-то сторону. Но она не видела интереса в том, какой именно европейской стране или какому незнакомому водителю достанется победа.

И все же посещение гонок не было пустой тратой времени, потому что вместо того, чтобы смотреть на автомобили, она могла наблюдать за Филипом. Перемены были просто удивительными. Выражение скуки и лени исчезло с его лица, с каждой минутой он выглядел все увереннее; руки сжались, словно он держал воображаемый руль, ноги с силой давили на невидимые педали. И душой и телом он был там, на трассе. Конечно, ему хотелось, чтобы англичане тоже принимали участие в этих гонках, но сейчас он, забыв о национальной принадлежности людей и машин, полностью растворился в том, что происходило на трассе. Патриотизм, конечно, добавлял остроты переживаниям зрителей — особенно французов и немцев. Однако главным в гонках было другое — сами автомобили, в которых воплотились все новейшие достижения конструкторов.

Однако для Тиффани наибольший интерес представлял тот факт, что Филип избрал для себя именно это поле деятельности; причем избрал самостоятельно, не считаясь с мнением отца, выйдя из его тени. Если они поженятся, Филип займется автомобилями, она будет управлять бриллиантовым бизнесом, а Рэндольф, так и быть, может сохранить свой проклятый банк! Да, увлечение Филипа автомобилями надо только приветствовать.

— Ты собираешься после возвращения домой поговорить с Напье? — спросила она Филипа на следующий день, наблюдая за ходом гонки.

— Не откладывая! — он повернулся к ней, его глаза сияли. — Ходят слухи, что в Англии строится новая великолепная трасса, специально для гонок. В следующем году я мог бы уже принимать участие в состязаниях.

— Тебе придется заплатить за место в команде Напье? — в вопросе не было оскорблений, Тиффани просто прикидывала расходы.

— Да.

— А у тебя уже есть нужная сумма?

— Еще нет, но будет, когда я начну работать в «Брайт Даймондс»!

— А на каких условиях? — Он непонимающе уставился на нее. — Как партнер? — нетерпеливо спросила она. — Или директор? Или клерк по продажам? Твой отец может пожелать, чтобы ты начал карьеру с самого низа, а в таком случае твое жалованье не позволит тебе оплачивать свое увлечение автомобилями.

Филип об этом никогда не задумывался.

— Как партнер, — ответил он, но в его голосе не было уверенности.

Тиффани сомневалась в этом, очень даже сомневалась. И то, что ей удалось узнать о сэре Мэтью, и собственные впечатления от него заставляли ее думать, что вряд ли Филип добьется таких же условий от своего отца, какие она получила от Джона Корта. Однако она удержала свои сомнения при себе из опасения, что такое неравенство только усилит неприязнь Филипа к избалованным дочерям.

— Это хорошо. И к тому же, я всегда буду рада одолжить тебе денег.

Его лицо просияло.

— Честно? Здорово, Тиффани, это и правда здорово!

— А зачем же еще существуют друзья? — легкомысленно спросила она.

— Ты можешь дать их сейчас?

— Конечно, но не прямо сейчас! Уж придется тебе подождать, пока я не схожу в банк. Я не ношу такое количество денег в сумочке и, знаешь ли, не прячу их в ящиках с нижним бельем!

Филип расхохотался, восхищенный ее очаровательной вульгарностью. Он сжал руку Тиффани, наблюдая, как венгр Жиж выиграл для Франции гонки на большом «рено». Двенадцать часов четырнадцать минут, размышлял он, следовательно, скорость была около шестидесяти трех миль в час.