Ловчий - [46]

— Лариса, я уверен, что во всей округе нет ни одной достопримечательности, чью историю вы не знали бы досконально, — почтительно заметил я.

— Когда мне нужны сведения по истории города, — просиял Гарик, — я не роюсь в справочниках, а бегу за консультацией к Ларочке. Правда, дорогая? — И он с нежностью посмотрел на жену.

Она тихо улыбнулась.

— Кстати, парк находится неподалеку от вокзала. И правда, Гарик, почему бы вам с Димой немного не прогуляться? А я тем временем помогу накрыть на стол.

— Идея! — загорелся Касаев. — Незачем откладывать на потом. Заодно аппетит нагуляем. Ибо, как утверждает народная мудрость, всяка прогулка к хлебу добра.

Вот и Сестрорецк.

От крохотного вокзальчика наши пути разошлись. Лариса направилась на дачу, а Гарик повел меня в любимую рощу Петра Первого.

По дороге я завел весьма важный разговор.

— Гарик, я много думал о твоем вчерашнем рассказе… Похоже, этот Прошев — неугомонный тип.

— Еще бы! — кивнул он. — Кир от своего не отступит.

Я тяжко вздохнул.

— Что тебя гнетет? — встревожился Гарик.

— Скорее всего, он приделал тебе хвост. Едва ты передашь мне на вокзале кассету, они заметят это. А дальше — сам понимаешь…

Гарик долго молчал.

Ну? Клюнет — не клюнет?

— Да, Димка, ты прав. Об этом-то я и не подумал. — Он хлопнул себя по лбу.

— Вот что еще, — проникновенно продолжал я. — Возможно, я и перестраховываюсь, но… На месте твоего Кира я подкупил бы кого-нибудь из тех, кто рядом с тобой и кому ты доверяешь. Будь осторожен, Гарик!

— Ты полагаешь… — Он едва не задохнулся.

— Ничего… — Я помотал головой. — Но люди, к сожалению, падки на деньги. Вспомни, не случалось ли в последнее время, после твоего звонка Киру, какой-нибудь странности?

Он искоса глянул на меня, но промолчал.

Неужели он так доверчив? Неужели я не заронил в его душу зернышко сомнения?

Через четверть часа мы были на месте.

Вопреки моим опасениям, прогулка прошла без неприятных сюрпризов.

Полюбовавшись морщинистыми, в три обхвата, дубами с фантастическим изломом ветвей, напоминавших сторуких стражей вечности, мы осмотрели остатки вала, оказавшегося земляным, подышали свежим воздухом с залива (хотя и заросшего водорослями), посетовали на потомков, нарушивших царственную волю, после чего направились к цели нашей поездки.

Дача находилась неподалеку от парка. Здесь тянулись и пересекались тихие зеленые проулки, застроенные большей частью аккуратными деревянными домиками в два этажа.

Гарик показал на видавшую виды калитку, когда-то выкрашенную зеленой краской.

— А вот и палаццо Нины Степановны… Удивительная женщина! Уже за восемьдесят, а энергии — на десятерых. Куда нам до нее! Но хорошим людям почему-то не везет. Похоронила всех своих родных и осталась одна. Но не сдается! С ней можно идти в разведку…

В глубине двора стоял довольно просторный особнячок, напоминающий веселую игрушку, — с верандой, мансардой, лесенкой, башенкой и флюгером. Напротив крыльца с резными столбиками, под развесистой яблоней, усыпанной налитыми шарами, был вкопан в землю длинный деревянный стол, накрытый скатертью в крупную черно-синюю клетку.

Едва мы толкнули калитку, у входа звякнул колокольчик. На крыльцо вышла Лариса с большим блюдом салата. Следом появились две старухи.

Одна была дородной, но с величественной осанкой, с задумчивыми темными глазами и все еще тонкими чертами лица, сохранившего артистизм и, пожалуй, аристократизм натуры. Ее выходное аквамариновое платье украшала со вкусом подобранная брошь, в мочках ушей покачивались золотые серьги, на пальцах поблескивали кольца — старинные, весьма дорогие.

Тут и гадать не приходилось: Зинаида Германовна, мать Ларисы.

Вторая была невысокой и сухонькой, но чрезвычайно подвижной, с серыми глазами насмешницы, излучавшими ясный ум. Поверх простенького, в горошек, платья был повязан фартук. Она нещадно дымила беломориной.

Касаев почтительно приблизился к гранд-дамам и галантно поцеловал руку — сначала хозяйке, затем теще. После чего представил меня, охарактеризовав самыми превосходными степенями.

— Очень приятно познакомиться с новым другом семьи, — милостливо изрекла Зинаида Германовна, таким же певучим, как и у дочери, голосом. — Как вам понравились Дубки?

— У нашего великого предка, несмотря на все его недостатки, был отменный вкус…

— Подожди, Зина, — вмешалась хозяйка. — Соловья баснями не кормят. Мужики с дороги, пусть сначала заморят червячка.

— У нас уже все готово, — известила Лариса. — Сейчас закипит вода, брошу пельмени, и можно садиться.

— Какая помощь нужна? — осведомился Гарик. — Ножи наточить, стулья принести?

— Эх, Гарик! — вздохнула Нина Степановна. — Стулья… Было времечко, едва умещались за этим столом. Помнишь? Табуретки у соседей занимали.

— А как пели! — полузакрыла глаза Зинаида Германовна. — Сейчас так не умеют.

— Это вы напрасно, мама, — возразил Гарик. — Концерт мы сегодня обязательно закатим. Чертям станет тошно! Вот и Дима подпоет.

— Солист из меня неважный, но в хоре могу.

— Ладно! — Нина Степановна решительно взяла бразды правления в свои сильные руки. — Хватит о грустном! Не то молодые люди подумают, что мы с тобой, Зина, две старые клячи, что вовсе не так. Лара, выноси посуду! А вам, мужики, десять минут на умывание и перекур! Гарик, покажи нашему гостю где и что. Ну, не стой как истукан! — И, выпустив целую тучу дыма, она исчезла за дверью.