Ловчие - [30]

Я на всякий случай кивнул, хоть и не разделял его убеждённости. В глазах Виктора больше не было стального блеска. Его целиком вытеснил страх. Будто он всё-таки увидел того призрака, что сумел его напугать.

— Но когда такое видишь… Монгольский Онго-отой и китайский Фуси… Червь пустыни и камышовый лун. Это ж наверняка жертвенный ритуал!.. Причём… с Истоками.

— Да что в них особенного-то?! Что тебя так пугает?!

— А то, Костя, — просипел он, глядя в глаза, — что оба эти рода были безвозвратно уничтожены много лет назад. У них даже прирождённых быть не может, не то что Духов!

Глава 12

— Хау мач? — спросил я, ежесекундно краснея за свой акцент, который от этого становился ещё очевиднее. — Зис э… — вспомнить как по-английски “рубашка” не удалось, и поэтому я просто потряс понравившейся вещицей.

Улыбка на сморщенном лице тайца была похожа на нечто среднее между рельефным зевом ракушки и расплывчатой мордой спящего на спине шарпея. Веки нависали над глазами так низко, что я даже не удержался, нагнулся и заглянул — не спит ли.

— Ту! Ту! — закивал он.

— Окей, — я вынул из кармана два доллара и сунул ему в коричневую ладошку. Рубашка была очень хороша. В такой и помирать не стыдно. Да и дед запросил селфи, а я не пойми в чём…

Продавец взял деньги, но вместо традиционного кивка опять потянул не оформленную ни во что конкретное улыбку:

— Ту!

Я кивнул за него, как это повсеместно делают тайцы, и почти уже пошёл прочь, но понял, что тот так вот запросто от меня не отстанет.

— Чё надо-то?

— Ту! — выставил он одну руку с двумя корявыми пальцами, похожими на… впрочем неважно. — Ту! — следом выставил другую, тоже с двумя оттопыренными пальцами, и давай ими по-очереди: — Ту! Ту!

— Ту-ту, твою мать, — разозлился я. — Паровозик, не беси меня. И так…

— Он от тебя, земеля, ещё два бакинских хочет.

Я обернулся на русскую речь. Передо мной стояла семья сибиряков. Не знаю, по каким таким признакам я вычислял людей, родившихся за Уралом, но ошибался редко. Мужик с красной обгоревшей мордой скалился во все двадцать восемь с половиной настолько искренне, что невольно расплылся в улыбке и я. Красная же рубаха, малиновые шорты и шляпа бордо делали его похожим на сбежавшего из котла гигантского краба или рака. Он и двигался примерно так же — малость боком, оттопырив дюжие руки. Загар дело такое…

С ним была супруга и почти уже взрослый сын.

— Чего-то дофига, за рубашку-то…

— А ты, брат, на курорте! — громогласно хохотнул рак-сибиряк и добавил: — Ты ещё на Пхукете не был! Там южнее есть островок для “малоимущих”, куда нашего брата не пускают. Вот бы где рубашку купить! Но для этого надо дачу в Бельмесёво продать!

Я не совсем понял суть, но на всякий случай покивал и сунул сморщенному тайцу ещё два доллара.

— А ты откуда, земеля? — не отставал сибиряк.

Я посмотрел на семейство по-очереди. И грубить-то не хотелось — свои вроде как. И шибко в знакомство вляпываться тоже. Не, я не против второго, просто… катастрофа же. Виктор был непреклонен. Дни этого города сочтены, как и островов, что сгрудились вокруг Пхукета. Я так и не выпытал, сколько времени осталось до удара стихии, и что это могло быть конкретно: землетрясение, тайфун, цунами или какие-нибудь лесные пожары. Да он и не знал. Сказал, что совершенно точно одно: прольётся много крови. Это могла быть даже гражданская война, хоть подобное и неприменимо к улыбчивому и смиренному тайскому народу.

— Питер, — как бы оправдываясь, пожал плечами я.

— А-а-а… Боярский, — понимающе-разочарованно покивал краснокожий.

— Но родился в Иркутске.

— Во! Говорю ж своей: глянь, земеля! А она — нет да нет! Ну? Сибиряк? — уставился он на супругу, которая была по сравнению с ним такой маленькой, что издали запросто сошла бы даже за дочку. Та покивала с видом, что ещё отомстит ему за проигранный спор.

— Владимир, — протянул он красную руку. — Жаль, не Владимирович, а то пили бы сейчас игристое на том островке… Как его, Нин?

— Ноготь Бога, — скривила рожицу женщина, мол, я-то хоть и проигрываю споры, но склерозом не страдаю. И улыбнулась: — Нина.

Я вдруг совершенно ясно ощутил себя стоящим у черты. Шаг — и вот он, Рубикон. И дело тут было вовсе не в ответственности за их жизни, не в том, что я знал о грядущем катаклизме, а они нет. Дело было в их молчаливом сыне, что смотрел мне в глаза так, будто мог видеть и Жигуля, и оцепеневшее лихо. Это было похоже на дежа вю — мощное, вплоть до положения рук его игриво-рассерженной матери. Я не видел результатов возможных решений, но знал, что повлияют они не только на пацана, но и на меня.

Он совершенно точно оставался спящим. Виктор не учил меня этому, да и не собирался. А дед так и вовсе забыл упомянуть. “Замедлить” мир как-то само вышло, первый раз получилось это с Жигулём, уютненько и сыто устроившимся под капотом “Лэнд Ровера”. Это было похоже на нырок вглубь реальности, к её центру. Не могу сказать почему именно так, но ощущения в этот момент, будто ты находишься ниже спящих, продолжающих параллельно жить своей привычной жизнью. Но не просто уровнем, нет. Реальность не плоская. Она будто бы сферична и сутью своей — воронка, где внешние слои движутся быстрее внутренних, как бы это ни противоречило законам физики. Само существование ловчих попирало эти самые законы на корню, так что…