Лотос - [3]

* * *

Родители Сережи меня ждали. Может быть, они ждали меня дольше, чем я могла себе вообразить. Их глаза были как у потерявшихся на вокзале детей, они были в ужасе, они смотрели на меня с надеждой, хоть в глубине души и понимали, что надежды нет или, во всяком случае, она никак не связана со мной.

– Как же так? – спросила мама Сережи, Алевтина Ивановна, тетя Аля. Ее муж, Сережин отец, Дмитрий Сергеевич, молча кусал губы. На столе в их небольшой кухне стояли три чашки, чайник с темной мутной заваркой и сахарница. Я забыла принести печенье или что-то еще, я пришла к ним с пустыми руками, с пустыми глазами.

– Я не могу понять, тетя Аля, сколько не думаю, не понимаю, что же случилось. Я так надеялась, что он просто уехал, чтобы развеяться.

– Он уехал к тебе, – процедил дядя Дима тоном прокурора в суде. – Он поехал, чтобы сделать тебе сюрприз, а ты там с кем-то путалась!

– Дима! – воскликнула тетя Аля и бросила на меня короткий, полный беспокойства взгляд. Она боялась, что ее муж спугнет меня, и я уйду.

– Это так, да, – кивнула я. – Это ужасно несправедливо.

– Ты не могла сказать ему по телефону, что не любишь его? – хрипло спросил отец.

– Он сделал мне сюрприз. Это значит, что я понятия не имела, что Сережа приезжает, пока не увидела его на пороге в отеле. Я не хочу… дядя Дима, я приехала, чтобы сказать вам – я с вами. Я не собираюсь оставлять все, как есть. Я буду звонить в полицию, следить за новостями. Они все равно не могут этого так оставить. Может быть, он попал в аварию? Может быть, потерял память.

– Я слышал, ты выходишь замуж? – спросил Дмитрий Сергеевич, и я кивнула.

– Он так тебя любил, – вдруг добавила тетя Аля. – Я понимаю, ты ему не пара, я всегда это понимала. Сережа ведь очень простой мальчик. Рыбалку любит, дачу. А ты всегда была девочкой с запросами.

– Я никогда не была девочкой с запросами, – изумленно возразила я, а сама подумала – неужели я именно так выгляжу со стороны.

– Ты можешь рассказать, что случилось? – прервал меня Дмитрий Сергеевич. – Я хочу знать все, что случилось. Когда ты последний раз видела Сережу?

– Я… мы в тот день расстались, – пробормотала я, невольно бледнея. Воспоминания о том дне, о вечеринке в доме Габриэль потускнели, на них наслоились все последующие события, охота, которую устроила на меня Одри Шараф, и я вдруг подумала, что все, что я помню про тот день – это как Сережа ударил меня кулаком по лицу, а потом, как Андре увозил меня на машине в арабский квартал.

– Значит, ты ему сказала, что… ты не любишь его? Как он воспринял это? Ох, я спрашиваю какую-то ерунду. Конечно, он был разбит! – Тетя Аля всплеснула руками и отошла к окну. Я чувствовала себя как рак, брошенный в кастрюлю с водой. Вокруг меня все начинало закипать и пузыриться, и я не знала, как выбраться. Андре был прав, я не должна была ехать. Они не смогут понять меня, они – его родители, зачем им понимать меня.

– Она его бросила, и он уехал, а потом что-то случилось. Всё. Она ничего не знает. Она ничем нам не поможет. Зачем мы вообще принимаем ее в своем доме? – Дмитрий Сергеевич выплевывал слова как пули, и, хотя говорил он с женой, все они рикошетом попадали в меня.

– Я могу уйти, – прошептала я, внезапно потеряв голос.

– Нет, не надо, – покачала головой тетя Аля. – Скажи, как ты сама думаешь, он еще жив?

– Я… я не знаю, но надеюсь на это. Как я уже сказала…

– Слушайте, хватит! Насмотрелись сериалов, где в тридцатой серии из комы выходят.

– Но не может же человек просто взять и пропасть? – прошептала тетя Аля, и я вдруг с удивлением отметила, что плачу. Слезы текли из моих глаз незаметно и без малейшего усилия. Эти слезы ничего не облегчали, ни с кого не снимали ноши, но они были как сгоревший предохранитель, взявший на себя удар внезапно взлетевшего напряжения. Тетя Аля подошла ко мне, села напротив и закрыла ладонями лицо. Ее плечи тоже затряслись, мы тихо плакали вдвоем. Мы оплакивали Сережу и ту несправедливость, ту неопределенность, в которой мы все оказались. Не может же человек просто так взять и пропасть. В самом деле!

– Куда он мог пойти? – спросил меня отец Сережи, и я пожала плечами.

– Не знаю.

– Как ты думаешь?

– Я думала… мы были на приеме. Мы там и поругались. Я уехала, а Сережа остался.

– С твоей мамой? Тебе самой не кажется это странным, что ты уехала, а он остался с твоей матерью? – Наш разговор все больше напоминал допрос.

– Он не остался… – растерянно кусала губы я. – То есть… я уехала и не знаю, что было дальше. Я спрашивала маму, она тоже его не видела. Я предположила, что он остался.

– Подожди, подожди, ты хочешь сказать, что сразу после вашей ссоры ты ушла и больше его не видела. А кто видел?

– Не знаю.

– Я понял, что не твоя мама. Но кто его видел? Гости? Хозяйка дома? Не знаю, прислуга какая-нибудь. На светских мероприятиях всегда полно людей! – возмутился отец.

– Я не думала об этом. Знаю лишь, что ранним утром он… – тут я замолчала, с опозданием осознавая, что сейчас меня засосет болото таких подробностей, из которого я вообще не выберусь. Отец Сережи смотрел на меня, как на нацистского преступника.

– Утром? Его видели утром следующего дня?