Лотерея "Справедливость" - [53]

Шрифт
Интервал

Утро

Он так и лежал на полу.

Только черное пятно на ковролане высохло и стало бордовым. Только первые капли солнца упали на стены и погасли.

Утро было неясным; небо заплевано полуоблаками.

Алекс пошевелился.

Снаружи доносился человеческий гул.

Алекс открыл глаза и увидел потолок. Потолок был белым.

Болезнь разрослась под утро и зацвела назойливыми цветами. Дрожали руки; тело отделялось от головы и уходило, посылая в пространство поцелуи.

Полседьмого.

Ночью он так и не уснул. То рождал какие-то величественные письма в МОЧИ, с длинными, уползающими за горизонт причастными оборотами. Эти письма тут же выбивались на мраморе, и Алекс ходил вокруг мраморной глыбы, нажимая то Delete, то Enter… В момент самых горячих жалоб появлялись родители, родственники, друзья и начинали покупать кефир, смесь «Малютка» и бублики с просроченными дырками. Иногда приходила Соат и начинала медленно, сплевывая кровь, вытаскивать изо рта цветы и ставить их в вазу. Все это шумело, где-то произносил свою исповедь диктофон. Алекс превращался в лед, и гренландцы вылавливали его сетями и несли в свой единственный в мире Музей льда.

Алекс поднялся и, держась за стены, пошел по офису.

«Прием, начинайте прием!» — кричали снаружи.

Зазвенели разбитые стекла. Он подполз к разбитому окну.

За окном, в пустоте, стоял крошечный лысый человек с камнем и кивал головой: «Это я разбил, я разбил. Зовут меня Александр Петрович, запишите себе, пожалуйста, в ваш главный компьютер. Александр Петрович, легко запомнить, почти как Пушкина…» Пятился, кланялся, отходил от окна.

Алекс, стоя на четвереньках, медленно выглянул в разбитое стекло.

Вся улица была в людях, больших и маленьких.

Кто-то даже лез на фонарный столб. Алекс узнал: это была беременная женщина-киллер. Живот свисал со столба, она кричала, что киллеров надо пускать вне очереди. Кто-то с ней снизу спорил и доказывал, что пенсионер — уважаемей, чем киллер, и если все пенсионеры мира вот сейчас в нее плюнут, то она на своем столбе улетит…

Но Алекс смотрел не на них.

К разбитым окнам подходили люди, которых он помнил.

Вот подошла его школьная учительница и стала поднимать очки, пытаясь увидеть что-то, что доступно только старым школьным учителям:

— Пенсию… Стыдно говорить такое, не могу на эту пенсию жить. Дети, подайте, кто сколько сможет вашей первой учительнице!

Вот приблизилась его первая девушка, та самая, у которой он обтирал сырые подъездные стены:

— Вышла замуж, почти счастливо… Муж в бизнесе, трое детей. Потом мужа посадили, какие-то налоги не туда платил. Как жили потом? Все продавали. Так и жили. Сегодня проснулась, а продавать больше нечего…

Вот подошла Ольга Тимофеевна; постояла, повертела портретом Марата, наклеенным на палку. Отошла. Вот машет рукой еще кто-то.

Звенели стекла; прибывавшая толпа требовала начать прием.

Кто-то выпускал в небо разноцветные воздушные шары, исписанные жалобами. «При-ем! При-ем!» Алекс сполз на пол. Над толпой поднялось огромное чучело: ведьма с завязанными глазами и базарными весами в руках. Ведьма мотала весами и кричала писклявым мужским голосом.

Кто-то выбивал дверь офиса.

Трясясь, Алекс добрался до своей сумки и стал двигаться к выходу.

«Спра-вед-ли-вость! Ад-алат! Ад-алат!»

— Ад… ад… — разлеталось эхо.

«Я только переводчик, — хрипел Алекс. — Господи, я ведь только переводчик». Чиркнула спичка. Руки подхватили Алекса и вынесли к толпе.

— Я — Лотерея Справедливость! — закричало мужским голосом чучело с весами и загорелось.

Над толпой повалил дым.

— Вот он! Вот он… Видите, сумку держит, там у него все и есть. Что все? Да книга, книга, как правильно судить надо… Чтобы никто обижен не был… Доллары у него там, доллары… Доллары меняю по курсу, российские, золото, серебро… Вчера из тюрьмы привезли…

— Ой, горю, горю! — визжала ведьма; из дымящейся руки падали весы.

Кто-то смотрел на ведьму, кто-то на Алекса, кто-то стягивал трусы и показывал шрамы от побоев. Кто-то ел лепешку, тыча ею в ухо, но ухо не могло откусить лепешку: «Все зубы из уха выбили, сволочи… Беззубым стало ухо…». Кто-то плакал.


Алекс посмотрел на толпу. Улыбаясь, достал из сумки маленькую металлическую колбу. Колба сверкнула на солнце. Он хотел что-то сказать о том, что сейчас произойдет. Что он похитил для людей у богов Любовь. Что он всего лишь переводчик.

Губы не слушались его. Язык не слушался его. Горло не слушалось его. Ложные друзья переводчика. Алекс пытался открыть колбу. И пальцы не слушались его.

Колба вырвалась из рук и полетела на землю.

Как яйцо. Как жетон. Как железный кокон.

Зазвенело по асфальту. Еще раз яростно блеснуло на солнце. Кто-то засмеялся.

— Ой, там у них говорящий компьютер, — закричал кто-то из окна офиса. — Всем судьбу говорит!

Алекс сполз на ступени. Над его лицом замелькали ноги.

Подбежал человек с догоревшей ведьмой и бросил ее туда, куда укатилась колба. А может, и не туда.

Безумное чувство нежности к этим бегущим людям на секунду мелькнуло в Алексе. И нахлынула тьма. Он только слышал, как о вечной любви запела милицейская сирена. Как побежали люди.

Как загорелось дерево перед офисом, и с него стали падать птичьи гнезда.


Еще от автора Сухбат Афлатуни
Рай земной

Две обычные женщины Плюша и Натали живут по соседству в обычной типовой пятиэтажке на краю поля, где в конце тридцатых были расстреляны поляки. Среди расстрелянных, как считают, был православный священник Фома Голембовский, поляк, принявший православие, которого собираются канонизировать. Плюша, работая в городском музее репрессий, занимается его рукописями. Эти рукописи, особенно написанное отцом Фомой в начале тридцатых «Детское Евангелие» (в котором действуют только дети), составляют как бы второй «слой» романа. Чего в этом романе больше — фантазии или истории, — каждый решит сам.


Поклонение волхвов

Новый роман известного прозаика и поэта Евгения Абдуллаева, пишущего под псевдонимом Сухбат Афлатуни, охватывает огромный период в истории России: от середины 19-го века до наших дней – и рассказывает историю семьи Триярских, родоначальник которой, молодой архитектор прогрессивных взглядов, Николай, был близок к революционному кружку Петрашевского и тайному обществу «волхвов», но подвергся гонениям со стороны правящего императора. Николая сослали в Киргизию, где он по-настоящему столкнулся с «народом», ради которого затевал переворот, но «народа» совсем не знал.


Глиняные буквы, плывущие яблоки

Философская и смешная, грустная и вместе с тем наполняющая душу трепетным предчувствием чуда, повесть-притча ташкентского писателя Сухбата Афлатуни опубликована в журнале «Октябрь» № 9 за 2006 год и поставлена на сцене театра Марка Вайля «Ильхом». В затерянное во времени и пространстве, выжженное солнцем село приходит новый учитель. Его появление нарушает размеренную жизнь людей, и как-то больнее проходят повседневные проверки на человечность. Больше всего здесь чувствуется нехватка воды. Она заменяет деньги в этом богом забытом углу и будто служит нравственным мерилом жителей.


Стихотворения

Поэзия Грузии и Армении также самобытна, как характер этих древних народов Кавказа.Мы представляем поэтов разных поколений: Ованеса ГРИГОРЯНА и Геворга ГИЛАНЦА из Армении и Отиа ИОСЕЛИАНИ из Грузии. Каждый из них вышел к читателю со своей темой и своим видением Мира и Человека.


Гарем

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пенуэль

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Абсолютно ненормально

У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.


Песок и время

В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.


Прильпе земли душа моя

С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.


Вниз по Шоссейной

Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.


Лучшая неделя Мэй

События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.


Юность разбойника

«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.