Лотерея - [9]
– Господи, ну что это? Ксюша, ты же не подружкам своим дворовым будешь демонстрировать новые шмотки! Что за стразы и это голое пузо с надписями «Диор» по всему полю?! Я тут бьюсь, аки рыба об лед, леплю леди, и что?! И где?! Никаких лейблов, никаких внешних признаков, ты понимаешь меня? – Они шли по Сент-Оноре, и навстречу им попадались дамы с явными «внешними признаками».
– Это моветон, как ты не понимаешь? – Он показал на них глазами. – Только ты должна знать, что твоя юбка от Гуччи. И тот, кто в этом разбирается. И это будет твой «клуб», твой «круг посвященных», это туда я тебя пытаюсь пропихнуть, дурочка! А тебе все хочется доказать чего-то своей коммуналке! С этим покончено, ты туда не вернешься, забудь!
– Я не могу, – тихо ответила Ксюша. – Забыть. И еще непонятно, куда я вернусь.
Андрей повернулся к ней и взял за плечи.
– Все. Мы закончили все дела в Париже. Едем искать тебе мужа.
– Что? – ошалевши, спросила Ксюша. – Куда?
Но Андрей уже переступал порог следующего бутика.
В марте в Ницце межсезонье. В море еще холодно. Зато прогулки по паркам и по ближайшим холмам, заросшим цветущей мимозой, чей сладкий и свежий запах перекрывал все прочие, были упоительны. Они гуляли почти каждый день, ели на открытых террасах, подставляя себя под лучи такого еще нежного солнца и солоноватого ветра. А вечером Ксюша, по выражению Андрея, «делала усилие» и, вспоминая уроки макияжной мадемуазель, марафетилась, надевала платье с открытыми плечами, каблуки и спускалась с Андреем (тоже безумно элегантным) в ресторан. Где такая же ослепительная (голые плечи плюс бриллианты) публика поглощала ужин. Впрочем, эту пару нельзя было не отметить – ее рыжая головка, под которую Андрей ей выбрал три атласных платья: черное, зеленое и красное, – теперь заставляла поворачивать головы так же, как и Андреева мужественная красота.
Под конец первой недели они заметили, что некий блондин с круглым ласковым лицом старается сесть поближе к их столику и бросает украдкой на Ксюшу пламенные взгляды.
– На ловца и зверь бежит, – лениво протянул Андрей, тоже поглядывая на него оценивающе. – Надо выяснить о нем по максимуму у консьержа. Перстень с печаткой – видать, дворянских кровей… Повезло тебе, Ксюха. Хорошо сшитый пиджак. Ботинки… – Андрей чуть наклонил голову. – Ботинки ручной работы. Обувь делает мужчину, запоминай. Значит, так. Я сейчас устрою тебе маленькую сцену, не очень сильную, и уйду из-за стола. А ты покручинишься еще минут двадцать за последним бокалом. Будем надеяться, что он подойдет.
– А если не подойдет? – испуганно зашептала Ксюша.
– А ты постарайся, чтобы подошел! – Андрей повысил голос, что с ним никогда не случалось, и Ксюша обомлела, но тут увидела, что он ей подмигнул. Сцена началась!
– Не уходи, пожалуйста, я боюсь. – Это была правда, и Ксении даже не пришлось играть умолящий тон.
– Волков бояться – в лес не ходить, – холодно добавил Андрей. – Все, вот твоя первая проверка. Я буду в номере.
Он бросил чуть театральным жестом белоснежную салфетку на стол, встал и, не оглядываясь, вышел из зала. Получилось более чем вызывающе. Ей казалось, что все в зале на нее глазеют, а уж про круглолицего и говорить нечего. Ксюша покраснела и уставилась в свой бокал. Как он мог ее так бросить! Отдать на растерзание в этом чужом месте, среди чужих людей! Слезы навернулись ей на глаза.
– Я могу вам чем-нибудь помочь? – спросил по-английски голос с нежным акцентом.
– Нет, – ответила Ксюша, подняв глаза. Перед ее столиком стоял круглолицый.
– Вы позволите присесть с вами рядом? – Ксюша кивнула. – Простите, если я вам надоедаю. Так редко получается встретить такое удивительное лицо, как у вас.
Ксюша в первый раз посмотрела прямо на него. Он шутит? Нет вроде.
– Спасибо, – вежливо ответила она.
Знал бы он, что это, можно сказать, ее первый комплимент, идущий не от обслуживающего персонала и не от снисходительного Андрея…
– Мне бы очень хотелось с вами встретиться. – Он помолчал. – Не расстраивайтесь по поводу своего молодого человека. Вы для него просто слишком хороши. Вы такая сильная.
Нет, то ли она не поняла его примитивного английского, то ли он все-таки шутит?
– Спасибо, – повторила она и стала вставать из-за стола. Салфетка упала на пол, и, поднимая ее, они стукнулись лбами. Ксюша зарделась. Все-таки он очень милый.
– Завтра, – сказала она. – В три часа.
И уже поднимаясь к себе на этаж на лифте, подумала: почему три часа? Ну да ладно. Зато она сдала экзамен! Он с ней заговорил! И назначил свидание!
Андрей ждал ее с нетерпением.
– Ну! Рассказывай! – потребовал он, как только она переступила порог комнаты.
Ксюша рассказала. Андрей был явно ею доволен. И это было и приятно, и обидно одновременно.
– Отдаешь меня в чужие руки! – сказала она насмешливо. Но с затаенным укором.
Андрей укор уловил и поморщился:
– Боги, боги мои! Ксения! Ну опять те же и – Ксения. Акт 33! Ты в курсе, сколько мы потратили уже денег? По сравнению с 10 миллионами немного, а по сравнению с твоими заработками – очень много. И на меня, если не считать твоей квартиры, много больше, чем на тебя! Ну, я же знаю женщин! Сейчас ты считаешь, что я «отрабатываю» свой гонорар, но, поверь мне, у меня больше в этом деле опыта. (Ксюша нахмурилась.) Через год ты захочешь либо от меня избавиться, потому что найдешь себе ради разнообразия другого альфонса (Ксюша фыркнула), либо, чего я тебе искренне желаю, просто хорошего парня. А если не найдешь – хотя в этом я сильно сомневаюсь, – в этот момент во взгляде его читалась настоящая отцовская гордость, – значит, будешь меня терзать на тему большой и чистой любви. А я, дорогая, по остаточной нашей альфонсовской гордости пытаюсь уйти, пока мне еще не дали пинка под зад, – ты уж прости мне эту маленькую слабость! И, кроме того, я и правда очень доволен результатом наших совместных трудов. – Он ласково взъерошил ей волосы. – Мы обработаем этого парня – я, кстати, узнал, он у нас чуть ли не баронет. Чуешь, Ксюха, баронет! Я буду не я, ежели не организую тебе такую блестящую партию. А теперь быстро – в постель! К завтрашнему свиданию ты должна быть без кругов под глазами!
Виолончелистка с мировым именем Ксения Аверинцева покупает квартиру с видом на канал Грибоедова. Узнав об этом, ее бабка умирает от сердечного приступа. По роковому совпадению, она жила в той старой квартире и была подозреваемой по так и не раскрытому делу. Но Ксения не может поверить, что ее бабушка – убийца. Она просит Марию Каравай о помощи, и та соглашается. Постепенно разгадывая секреты жителей коммуналки, Маша с Ксенией приближаются к главной тайне, смертельно опасной и для ныне живущих. История, начавшаяся как любительское архивное расследование, превращается в остросюжетный триллер.
Июнь 1812 года. Наполеон переходит Неман, Багратион в спешке отступает. Дивизион неприятельской армии останавливается на постой в имении князей Липецких – Приволье. Вынужденные делить кров с французскими майором и военным хирургом, Липецкие хранят напряженное перемирие. Однако вскоре в Приволье происходит страшное, и Буонапарте тут явно ни при чем. Неизвестный душегуб крадет крепостных девочек, которых спустя время находят задушенными. Идет война, и официальное расследование невозможно, тем не менее юная княжна Липецкая и майор французской армии решают, что понятия христианской морали выше конфликта европейских государей, и начинают собственное расследование.
Мертвецы всплывают в Москве-реке; сидят, прислонившись к древней стене Кутафьей башни; лежат, четвертованные, на скамеечке в Коломенском… Несчастные были убиты жуткими средневековыми способами, а в чем их вина – знает только убийца. Маньяк, ставящий одну за другой кровавые метки в центре столицы, будто выкладывает жуткий пазл.По страшному следу идет пара с Петровки: блатная стажерка, выпускница МГУ, с детства помешанная на маньяках, и опытный сыскарь, окончивший провинциальную школу милиции. Эти двое терпеть не могут друг друга, но идеально друг друга дополняют.
В Москве при странных обстоятельствах исчезают девушки. Не звезды, не манекенщицы, не дочки банкиров — а продавщицы и уборщицы, непривлекательные, полноватые, с неудавшейся личной жизнью. А потом их обнаруживают в своих квартирах, но уже бездыханными, со следами удушения тонким шнуром. И на теле каждой жертвы эксперты находят старинные эскизы, подписанные по-французски «Ingres». Энгр — имя мэтра французского неоклассицизма. Но как подлинные эскизы к гениальному полотну «Турецкие бани» могли попасть в убогие хрущевки на московских окраинах? Ведь все наброски к великой картине должны находиться на родине знаменитого художника, в музее Энгра в Монтобане! Парижская префектура проверяет и… обнаруживает подмену.
В Москве идет охота на красивых людей: погибают актриса, телеведущий, манекенщик… Они никак не связаны между собой, и следствие скоро заходит в тупик: растворяются в тумане наемные киллеры, невиновные признаются в убийстве, которого не совершали, а настоящий преступник, напротив, выходит из зала суда за «недостатком улик»… Это полный провал. Оперативникам с Петровки Марии Каравай и Андрею Яковлеву такая череда неудач в новинку: они не могут отпустить нераскрытые дела и, пытаясь нащупать «корень всех зол», обнаруживают тонкую нить, уходящую в «лихие 90-е», в те времена, когда жертв еще и на свете-то не было… Давнее преступление, задуманное как благо, оборачивается трагедией, затягивая в свою воронку все больше людей.
Странная кража случается в особняке в Царском Селе под Санкт-Петербургом – неизвестный забирает только 20 изразцов фламандской работы, объединенных одной темой: играющими детьми. Хозяин дома, состоятельный бизнесмен, не на шутку заинтригован и просит оперативника с Петровки Марию Каравай, блестяще зарекомендовавшую себя в делах, связанных с историей и искусством, заняться «частно» этим делом. В это же время в Москве почти одновременно вспыхивают пожары: один – в шикарном отеле «Метрополь», другой – в офисе на Патриарших.
Элизабет Энн Сэмсон была печальна. Чудес на свете не бывает. Ковбой — не пара для девушки из высшего общества. Только что же делать, если грубоватый Кэд Холлистер, которому, безусловно, нет дороги в элегантные гостиные дома Сэмсонов, — единственный мужчина в жизни Бесс, заставляющий трепетать ее сердце, единственный, ради обладания которым она готова на все?..
Ее зовут Миллисент, Милли или просто Мотылек. Это светлая, воздушная и такая наивная девушка, что окружающие считают ее немного сумасшедшей. Милли родилась в богатой семье, но ее «благородные» родители всю жизнь лгут и изменяют друг другу. А когда становится известно, что Милли — дитя тайного греха своей матери, девушка превращается в бельмо на глазу высшего света, готового упрятать ее в дом для умалишенных и даже убить. Спасителем оказывается тот, кого чопорные леди и джентльмены не привыкли пускать даже на порог гостиной…
Вы пробовали изменить свою жизнь? И не просто изменить, а развернуть на сто восемьдесят градусов! И что? У вас получилось?А вот у героини романа «Танцы. До. Упаду» это вышло легко и непринужденно.И если еще в августе Ядя рыдала, оплакивая одновременную потерю жениха и работы, а в сентябре из-за пагубного пристрастия к всемерно любимому коктейлю «Бешеный пес» едва не стала пациенткой клиники, где лечат от алкогольной зависимости, то уже в октябре, отрываясь на танцполе популярнейшего телевизионного шоу, она поняла, что с ее мрачным прошлым покончено.
Жизнь Кэрли Харгроув мало отличается от жизни сотен других женщин: трое детей, уютный домик, муж, который любит пропустить рюмочку-другую… Глубоко в сердце хранит она воспоминания о прошлом, не зная, что вскоре им предстоит всплыть — после шестнадцатилетнего отсутствия в ее жизнь возвращается Дэвид Монтгомери, ее первая любовь…
Кто сейчас не рвётся в Москву? Перспективы, деньги, связи! Агата же, наплевав на условности, сбегает из Москвы в Питер. Разрушены отношения с женихом, поставлен крест на безоблачном будущем и беззаботной жизни. И нужно начинать всё с нуля в Питере. Что делать, когда опускаются руки? Главное – не оставлять попыток найти своё истинное место под солнцем! И, может быть, именно тогда удача сложит все кусочки калейдоскопа в радостную картину.
Трогательная и романтичная история трех женщин из трех поколений большой и шумной ирландской семьи.Иззи, покорившая Нью-Йорк, еще в ранней юности поклялась, что никогда не полюбит женатого мужчину, и все же нарушила свой зарок…Аннелизе всю себя отдала семье — и однажды поняла, что любимый муж изменил ей с лучшей подругой…Мудрая Лили долгие годы хранит тайну загадочной любовной истории своей юности…Три женщины.Три истории любви, утрат и обретений…
«Яша Берендикер был мал ростом, почти тщедушен, лысоват и носовит. Но это не мешало ему слыть большим любителем женского пола. Впрочем, почему слыть? Так оно и было. Женщин он любил трепетно, горячо и пылко – словом, вкладывал в этот процесс душу и сердце. Ну и тело, разумеется. Женщины, надо сказать, его тоже без внимания не оставляли, чувствовали, видимо, искренность намерений. Яша был нежен, щедр, галантен, заботлив и услужлив: дарил цветы, не скупился на подарки и приносил кофе в постель. К тому же у него водились деньги, и неплохие, между прочим…».
«Мать все умилялась: как же ты похож на отца. И это тоже раздражало. Прежде всего раздражало вечное материнское умиление – слишком много эмоций, слишком сладко, слишком высокопарно. Все – слишком, впрочем, как всегда. В матери всего всегда было в избытке. Павлику казалось, что родители совершенно не подходили друг другу, – какая сила их вообще столкнула и свела, пусть даже на недолгие совместные годы? Отец – вечный пример для подражания и скрытого детского восторга. Высок, смугл, худощав, с прекрасными черными волосами и карими глазами.
«Гриша Райцигер, двадцатилетний худосочный и вполне носатый юноша, студент четвертого курса пединститута (факультет русского языка и литературы), блаженно дремал в провисшем глубоком гамаке под щедрой тенью густых сосен. Двенадцать дня. Жара стояла невыносимая. Сквозь некрепкий сон – только-только начал проваливаться глубже – он услышал резкий, впрочем как обычно, голос мамы Инессы Семеновны. Вместе с назойливой мухой вялым движением руки он пытался отогнать решительный и неприятно громкий окрик матери, отлично понимая, что сделать это вряд ли удастся…».
«И как возникает, на уровне подсознания, что ли, эта сильная память сердца и души – воспоминания? То, чего у нас точно никто не сможет отнять. Что точно – только наше. И странно, но с годами яснее и четче вспоминаешь о чем-то хорошем – какая-то защита памяти, что ли, да нет, плохое тоже не забыто, но, слава богу, как-то стоит вторым рядом. Хотя, справедливости ради, помню все…».