Лошадиные истории - [2]

— Эта высокая лошадь, по-моему, очень умная… Она напомнила мне одну знакомую…

Третий, лысый здоровяк, поднялся и, отряхнув костюм, сказал ласково:

— Уважаемый друг, мы не спрашиваем: кто вы и откуда вы — для нас это неважно, для нас важно, что обратились к лошадям с добрым словом и лаской. Поэтому, позвольте пригласить вас в нашу компанию, так сказать. Пожалуйста, будьте добры…

— Без церемоний, — добавил одноногий.

— Святая правда! — подтвердил старик.

Я с наслаждением растянулся на зеленом, с запахом чая сене. Ноги загудели, сладко заныли от длинной хорошей дороги. Мы познакомились. Инвалид назвался Зажуриным, старик — Андроном Парфентьевичем, третий представился по всей форме:

— Кононенко, Петр Павлович, ветеринарный врач в отставке. — Он деликатно притронулся к моему плечу и с возвышенными нотками в голосе продолжал: — Уважаемый друг, перед вами люди, почитающие лошадь. Ее судьба нам близка, определенно сказать — родственна, сходна с нашей крестьянской судьбой. В каком смысле?.. Ну хотя бы в том, что мы, крестьяне, многие века вместе с лошадью занимались хлеборобством, вместе воевали, защищая Родину от врага, и так далее… Лично моя судьба, как и судьбы моих друзей, сидящих здесь, с детства связана с лошадью. И потому мы всегда болели за ее здоровье и благополучие!

Кононенко вежливо покосился в мою сторону, дескать, как я воспринял его слова? И так же мягко и вместе с тем испытывающе смотрели на меня темные калмыковатые глаза Зажурина и выцветшие синюшки Андрона Парфентьевича. Мне не показались смешными слова ветврача в отставке о лошадях, и я ответил прочувствованно, в той же тональности:

— И я также всегда заботился о здоровье и благополучии лошади! И моя судьба с детства связана с лошадьми.

— Вы слышали? Это наш человек! — воскликнул Петр Павлович и обратился ко мне: — Пожалуйста, угостите лошадей хлебом с солью и сахаром, сделайте это в согласии с нашим ритуалом. Берите вот со скатерти и угощайте.

Почувствовав себя уютно, как в кругу старых друзей, я угощал лошадей, поднося им вначале хлеба с солью, потом сахара. Это были рабочие, большей частью пожилые лошади, с опущенными животами, прогнутыми спинами, но любовно ухоженные. Их, видно, совсем недавно купали и потом натирали волосяными щетками до блеска. Копыта были аккуратно оструганы, а новенькие подковы еще сохраняли кузнечную окалину.

В конюшню забежал жеребенок, сытенький, крепенький, но весь в репьях. Капризно заржав, жалуясь на что-то, подошел к высокой лошади. Его, наверно, гоняли по колючим зарослям глупые собаки… Кобылица оглядела его, и, честное слово, в ее фиолетовых глазах появилась этакая ласковая материнская укоризна: «Боже мой, где тебя носило? Я же говорила тебе: не отлучайся далеко». И стала осторожно выдирать зубами репья из его спутанной челки и гривы. Мы молча любовались ими.

— Как она посмотрела на него — прямо-таки по-человечески осмысленно! — не удержался я от замечания.

— Вот именно, по-чело-вечес-ки осмысленно! — подхватил ветврач. — Уважаемый друг, хотите знать наше, так сказать, кредо насчет лошади?

— Конечно! — Я машинально лапнул записную книжку в кармане и отдернул руку.

— Лошадь прошла сложный путь эволюции рядом с человеком, и мы признаем ее великую роль в прогрессе человеческого общества. Без лошади он протекал бы с еще большими затруднениями и во много раз медленнее. Не будь на свете лошади, человек плелся бы пешочком еще, по-видимому, в двенадцатом-тринадцатом веке. — Кононенко произнес эти слова не задумываясь, я бы сказал — отрепетированно. Не первый раз, видно, говорил их.

— Правильно, — сказал Зажурин. Он был отчего-то грустен, хмуровато-задумчив. — Не будь на свете лошади, человек, пожалуй, только бы сейчас придумывал колесо.

— А колесо — атрибут прогресса! — дополнил Петр Павлович. — И колесо было придумано еще до нашей эры.

— Лошадь подвезла человека, облегчила тяжкий путь его, время ему сэкономила и силенки, — весомо произнес Зажурин.

— Лошадь — человеку крылья, еще в старину так говорили, — подал реплику старый конюх.

— Вот она, народная мудрость!.. «Лошадь — человеку крылья!» — воскликнул Кононенко. — Эти три слова стоят большого научного труда… Вот оно — наше кредо, уважаемый друг! Принимаете ли вы его?

Хорошо, что я остался. Чутье меня не обмануло. Жизнь, как говорится, повернулась ко мне еще одной своей чудесной гранью. Несомненно, это были люди с чудинкой. Категория наисимпатичнейших людей! В человеке чудинка, как в булочке — изюминка… В то мгновение я успел почувствовать себя счастливым. Ответил искренне:

— Принимаю ваше кредо как свое собственное.

— Вы — родная душа, я сразу это понял! — Кононенко порывисто обнял меня.

— Святая правда! — подтвердил Андрон Парфентьевич.

У Зажурина внезапно повлажнели глаза, и он сказал мне растроганно:

— Уважаемый друг, вы, может, подумали, чего это мы собрались по-праздничному тут, в конюшне, в будний день?.. Сегодня — двадцать второго октября — день моего второго рождения. Сегодня я угощаю лошадей хлебом-солью и сахаром, а людей, почитающих лошадей, чаркой вина. Так у меня заведено с сорок третьего года.