Лоренцаччо - [23]

Филиппо. Если ты считаешь, что это убийство не принесет пользы твоей родине, как ты можешь его совершить?

Лоренцо. Ты решаешься спрашивать меня об этом? Погляди-ка на меня. Я был прекрасен, безмятежен и добродетелен.

Филиппо. Какую бездну ты раскрываешь предо мною! Какую бездну!

Лоренцо. Ты спрашиваешь, зачем я убью Алессандро? Что же, ты хочешь, чтоб я отравился или бросился в Арно? Хочешь, чтобы я стал призраком и чтобы, когда я ударяю по этому скелету (бьет себя в грудь), не вылетело бы ни единого звука? Если я стал тенью самого себя, неужели ты хочешь, чтоб я прервал единственную нить, которая еще связывает мое сердце с моим прежним сердцем? Подумал ли ты, что это убийство — все, что осталось мне от моей добродетели? Подумал ли ты, что я уже два года карабкаюсь по отвесной стене и что это убийство — единственная былинка, за которую я мог уцепиться ногтями? Или ты думаешь, что у меня нет больше гордости, потому что у меня больше нет стыда? И хочешь, чтобы я дал умереть в молчании загадке моей жизни? Да, конечно, если бы я мог вернуться к добродетели, если бы годы порока могли исчезнуть бесследно, я, пожалуй, пощадил бы этого погонщика быков. Но я люблю вино, игру и женщин; понимаешь ты это? Если ты, ты, говорящий со мной, чтишь во мне что-то, ты чтишь это убийство, может быть, именно потому, что ты его не совершил бы. Видишь ли, республиканцы давно уже кидают в меня грязью и поносят; давно уже звон стоит у меня в ушах, и проклятия людей отравляют хлеб, который я ем; мне надоело слушать, как болтуны горланят на ветер; пусть мир узнает, кто я и кто он. Слава богу! Завтра, быть может, я убью Алессандро! Через два дня все будет кончено. Те, кто вертится здесь вокруг меня, искоса на меня поглядывая, как на диковинку, вывезенную из Америки, всласть поработают глоткой и смогут пустить в ход все припасенные слова. Поймут ли меня люди или не поймут, станут ли они действовать или не станут, я все же скажу, что должен был сказать; я заставлю их очинить перья, если не заставлю отточить пики, и человечество сохранит на своем лице кровавые следы пощечины, нанесенной моей шпагой. Пусть они называют меня, как хотят, Брутом или Геростратом, но я не хочу, чтобы они забыли обо мне. Вся жизнь моя — на острие моего кинжала, и обернет ли голову провидение или не обернет, когда услышит удар, я бросаю природу человека орлом или решеткой на могилу Алессандро; через два дня люди предстанут на суд моей воли.

Филиппо. Все это меня удивляет, и в том, что ты сказал, многое печалит меня, а многое радует. Но Пьетро и Томазо в тюрьме, и тут я ни на кого не могу положиться, кроме себя. Напрасно я пытаюсь сдержать свой гнев; я потрясен слишком глубоко; быть может, ты и прав, но я должен действовать; я созову моих родственников.

Лоренцо. Как хочешь; но будь осторожен. Сохрани мою тайну даже от твоих друзей, — вот все, о чем я тебя прошу.

Уходят.

Сцена 4

Во дворце Содерини. Входит Катарина, читая записку.

Катарина. "Лоренцо должен был говорить с вами обо мне; но кто мог бы достойными словами сказать о любви, подобной моей? Пусть перо мое скажет вам то, чего не могут вымолвить уста и что сердце мое хотело бы запечатлеть своею кровью. Алессандро Медичи". Если бы здесь не было написано мое имя, я подумала бы, что посланный ошибся; читаю и не верю своим глазам.

Входит Мария.

О милая мать! Смотрите, что мне пишут и, если можете, объясните мне эту загадку.

Мария. Несчастная, несчастная! Он тебя любит? Где он видел тебя? Где ты разговаривала с ним?

Катарина. Нигде; посланный принес эту записку, когда я выходила из церкви.

Мария. Он пишет, что Лоренцо должен был говорить с тобой о нем? Ах, дитя мое! Иметь такого сына! Да, сестру своей матери прочить в любовницы герцогу, даже не в любовницы, о Катарина! Как называют этих тварей? Я не решусь выговорить; да, только этого недоставало Лоренцо. Пойдем, я покажу ему это письмо и потребую ответа именем бога.

Катарина. Я думала, что герцог любит… Простите, мать моя, но я думала, что герцог любит маркизу Чибо; мне это говорили…

Мария. Это правда, он ее любил, если только он способен любить.

Катарина. Он больше не любит ее? Ах! где же стыд, когда человек приносит в дар такое сердце? Идемте, мать моя, идемте к Лоренцо.

Мария. Дай мне руку. Не знаю, что я чувствую последние дни; каждую ночь я в лихорадке. Да, уже три месяца лихорадка не покидает меня. Я слишком много вытерпела, бедная моя Катарина; зачем ты прочла мне это письмо? Я уже не в силах перенести что бы то ни было. Я уже немолода, и все же мне кажется, будь все иначе, я могла бы помолодеть; но все, что я вижу, приближает меня к могиле! Идем! Поддержи меня, бедное мое дитя; скоро уже я не буду тебе в тягость. (Уходят.)

Сцена 5

У маркизы.

Маркиза(разряженная, перед зеркалом). Когда я думаю об этом, мне кажется, что мне сообщают внезапную новость. Какая бездна — жизнь! Как, уже девять часов, а я в этом наряде жду герцога! Будь что будет! Я хочу испытать мою власть.

Входит кардинал.

Кардинал. Какой наряд, маркиза! Как благоухают цветы!

Маркиза. Я не могу принять вас, кардинал, я жду подругу; вы меня извините.