Лорд Маунтдраго - [3]

А теперь я расскажу вам еще один сон, который приснился мне через несколько дней. Мне снилось, что я отправился в паб в Лаймхаузе. Никогда в жизни я не бывал в Лаймхаузе, а в паб последний раз заходил, кажется, еще в Оксфорде, однако же я без труда отыскал и нужную улицу, и здание, как будто я шел к себе домой. Где-то играло радио, а может быть, граммофон, перед камином две женщины вихлялись в танце. Вокруг них теснились люди. Я тоже протиснулся поближе, и тут какой-то мужчина обращается ко мне: "Выпьем. Билл?"

В этот момент одна из женщин вышла из круга и схватила мой стакан. "Пойдем-ка потанцуем". Не успел я и слова сказать, как она меня подхватила, и мы пустились в пляс. Потом, уже не помню как, я очутился в кресле, женщина эта устроилась у меня на коленях, и мы принялись пить пиво из одного стакана. Внезапно до меня донесся голос: "Так, так, старина, развлекаемся, значит". Я поднял голову и увидел Оуэна Гриффитса. Я попытался вскочить, но эта жуткая женщина меня не пускала. "Да плюнь ты на него, - говорит, - лезут тут всякие". А он продолжает: "Давай, давай, - говорит. - Я Молли знаю. За свои денежки получишь полное удовольствие". Я схватил с соседнего столика бутылку пива и со всей мочи ударил его по голове. От резкого движения я проснулся.

- Подобного рода сны вполне объяснимы, - заметил доктор Одлин. - Таким способом природа мстит людям безупречного поведения.

- Дурацкий сон. Но не в этом дело. На следующий день мне срочно понадобилась какая-то справка в я заглянул в парламентскую библиотеку. Я углубился в чтение и даже не заметил, что рядом сидит Гриффитс. В это время вошел еще один лейбористский депутат и окликнул его. "Хэлло, Оуэн, - говорит, - отчего это ты сегодня таков кислый?" А тот: "Голова, - говорит, раскалывается, как будто меня трахнули бутылкой".

Лицо лорда Маунтдраго исказила страдальческая гримаса.

- И тогда я понял, что догадка, от которой я поспешил отмахнуться - такой нелепой она показалась, - была верна. Я понял, что Гриффитсу снятся те же самые сны.

- Как вы думаете, почему вам все время снится этот человек?

- Понятия не имею.

- Сон, о котором вы сейчас рассказали, приснился вам три недели назад. Вы и после этого продолжали видеть сны?

- Каждую ночь.

- И каждую ночь вам снится этот Гриффитс?

- Да. Доктор Одлин, вы должны помочь мне. Силы мои иссякают. Еще немного... и я сойду с ума. Я боюсь заснуть. Гриффитс меня преследует. И вот что я вам скажу: если вы мне не поможете, я убью его или покончу с собой.

- На вашем месте я не стал бы его убивать, - спокойно возразил доктор Одлин своим баюкающим голосом. - По закону человекоубийство влечет за собой неприятные последствия.

- Если вы намекаете на то, что меня повесят, так мне это не грозят. Кто сможет доказать, что убил его я? И я знаю, как это сделать. Помните, во сне я ударял его пивной бутылкой, и на следующий день у него голова раскалывалась от боли. Он сам в этом признался. Значит, проснувшись, он продолжает ощущать все, что с ним происходило во сне. Так вот, в следующий раз я запасусь не бутылкой, а кое-чем посерьезней.

- Только что вы упомянули о преследовании. С какой стати Оуэну Гриффитсу вздумалось вас преследовать?

- Этого я не знаю.

- Вы никогда ничем его не оскорбили?

- Никогда.

- Вы абсолютно в этом уверены?

- Абсолютно. Вы так и не можете понять, что мы вращаемся в разных сферах. Не хочу без конца повторяться, но должен вам напомнить, что я королевский министр, а он какой-то безвестный лейбористишка. Да и наши политические платформы настолько различны, что всякое общение между нами исключено.

- Я ничем не смогу вам помочь до тех пор, пока вы не расскажете мне всю правду.

Лорд Маунтдраго вздернул брови, и в его голосе послышались металлические нотки:

- Я привык, что мне верят на слово, доктор Одлин.

- Вы не сделали этому человеку ничего такого, что он мог бы счесть за оскорбление?

- Хорошо, я расскажу вам все, что может представить какой-то интерес. Гриффитс был избран в парламент на прошлых выборах и почти с самого начала стал совать нос не в свои дела. Сам он из шахтеров, в молодости работал в забое, а потом был учителем и журналистом. Этакий, знаете ли, интеллигент-недоучка из низов - на грош амуниции, на фунт амбиции, с тех пор как ввели обязательное образование, много их, таких, развелось. Вид у него заморенный, шея, как у гуся, лицо землистое, весь он какой-то растрепанный. У Гриффитса язык хорошо подвешен, он поднахватался верхушек, партийные бонзы при всяком удобном случае стали выпускать его на трибуну. Он, видите ли, возомнил себя специалистом по внешней политике и без конца докучал мне дурацкими и надоедливыми запросами. Признаюсь, я сразу же вознамерился осадить его самым решительным образом. До меня дошли слухи, что Гриффитса прочат в министры в лейбористском правительстве: поговаривают даже, что его могут сделать министром иностранных дел. Идея смехотворная, но не такая уж несбыточная. Однажды мне пришлось выступать с заключительным словом в дебатах по внешней политике, которые открылись речью Гриффитса. Он говорил битый час. Я решил, что представился случай с ним разделаться, и, клянусь богом, сэр, я с ним разделался. Я не оставил камня на камне от его речи, я потешался над ним; в тот день я был в ударе, и депутаты покатывались со смеху. Смех меня подстегнул, и я дал себе волю. Едва ли Гриффитсу когда-нибудь приходилось бывать в таком глупейшем положении. Я заметил, как он весь поджался, побледнел, а потом закрыл лицо руками. Когда я сошел с трибуны, это был конченый человек. Я стер его в порошок. Мне потом рассказали, что в этот день из Уэльса специально приезжали его мать и отец, старый шахтер, вместе с приверженцами из его избирательного округа. Они ждали триумфа, а стали свидетелями его позора и унижения.