Лорд Хорнблауэр - [72]

— Это белый флаг, — сказала Мари.

— Я тоже так думаю, — удивился Хорнблауэр.

— Мое зрение таково, что я вообще не вижу никакого флага, — с сожалением произнес граф.

Хорнблауэр повернулся к Брауну, едущему рядом с Анеттой.

— Над дворцом белый флаг, милорд.

— В это трудно поверить, — сказал граф. — Новости, полученные мной утром, пришли из Невера. Борегар, здешний перфект, сразу перешел на сторону Бонапарта.

Действительно странно, даже если белый флаг случайно оказался здесь.

— Скоро мы все узнаем, — сказал Хорнблауэр, подавляя естественное желание перевести лошадь с рыси на галоп.

Они приближались, белый флаг развевался по-прежнему. У ворот таможни стояло с полдюжины солдат в серых мундирах, за которыми были привязаны серые кони.

— Это королевские Серые мушкетеры, — сказала Мари. Хорнблауэр узнал эти мундиры. Он видел их в резиденциях короля как в Тюильри, так и в Версале.

— Серые мушкетеры не причинят нам вреда, — заявил граф.

Возглавлявший пикет сержант внимательно посмотрел на них, и подошел ближе, требуя назвать их имена.

— Луи-Антуан-Эктор-Савиньен де Ладон, граф де Грасай, и его свита, — сказал граф.

— Проходите, господин граф, — произнес сержант. — Ее королевское высочество находится в префектуре.

— Что за королевское высочество? — удивился граф.

На главном дворе еще несколько серых мушкетеров седлали лошадей. Кое-где виднелись белые флаги, а когда они въехали на площадь, то увидели, как из префектуры выбежал человек, начавший клеить на стену отпечатанный в типографии плакат. Приблизившись, они ясно разглядели первое слово: «Французы!».

— Ее королевское высочество герцогиня Ангулемская, — произнес граф.

Прокламация призывала всех французов встать на борьбу против тирана-узурпатора, проявить верность древнему дому Бурбонов. Если верить плакату, король с армией находился в окрестностях Лилля, юг восстал под руководством герцога Ангулемского, а армии всех держав Европы пришли в движение, чтобы свергнуть корсиканского людоеда и восстановить Отца народа на троне его предков.

В префектуре их тепло встретила герцогиня. На ее прекрасном лице застыла маска усталости, а на дорожном плаще виднелись пятна грязи: она скакала всю ночь вместе со своим эскадроном мушкетеров, и ворвалась в Невер по другой дороге сразу следом за наполеоновской прокламацией.

— Они снова с легкостью перешли на другую сторону, — сказала герцогиня.

Невер не принадлежал к городам, имеющим гарнизон, никаких войск в нем не было, и с сотней своих мушкетеров она без единого выстрела сделалась хозяйкой положения.

— Я уже собиралась послать за вами, господин граф, — продолжала герцогиня, — не ожидая, что по счастливой случайности здесь окажется лорд Орнблоуэр. У меня есть намерение назначить вас лейтенант-генералом короля в Нивернэ.

— Вы полагаете, восстание может иметь успех, ваше королевское высочество? — спросил Хорнблауэр.

— Восстание? — переспросила герцогиня с легким оттенком недоумения.

У Хорнблауэра это вызвало тревогу. Герцогиня представляла собой самого умного и одаренного члена семьи Бурбонов, но даже у нее не поворачивался язык назвать то, что она планировала возглавить, «восстанием». В ее глазах Бонапарт был мятежником, а ей предстояло подавить мятеж, и это несмотря на то, что Наполеон сидел в Тюильри, и армия подчинялась его приказам. Но это была война, речь шла о жизни и смерти, и Хорнблауэр был не в том настроении, чтобы препираться по пустякам.

— Давайте не будем тратить время на спор о терминах, мадам, — произнес он. — Вы считаете, что здесь, во Франции, достаточно сил, чтобы свалить Бонапарта?

— В этой стране никого не ненавидят сильнее, чем его.

— Но это не ответ на вопрос, — упрямился Хорнблауэр.

— Вандея будет сражаться, — сказала герцогиня. — Там Лярош-Жаклен, и люди пойдут за ним. Мой муж поднимет юг. Король и двор удерживают Лилль. Гасконь будет сопротивляться узурпатору — припомните, что Бордо предал его в прошлом году.

Вандея может восстать, не исключено, что так и будет. Но то, что герцог Ангулемский на юге, так же как старый, толстый, страдающий подагрой король на севере, сумеют разжечь дух преданности, Хорнблауэр с трудом мог себе представить. Что до Бордо, то можно вспомнить Руан и Гавр, апатичных жителей, уклоняющихся от призыва конскриптов, единственным желанием которых было не воевать ни за кого. В течение года они наслаждались миром и свободой, и может быть, встанут на их защиту. Может быть.

— Вся Франция знает, что Бонапарта можно одолеть и свергнуть, — с напором заметила герцогиня. — В этом большая разница.

— Пороховой погреб из недовольства и разобщенности, — сказал граф. — Любая искра может вызвать взрыв.

Входя в Гавр Хорнблауэр считал так же, сравнивая себя с такой искрой. Сравнение оказалось неудачным.

— У Бонапарта есть армия, — сказал он. — Чтобы победить армию нужна другая армия. Откуда ее взять? Старые солдаты преданы Наполеону. Будут ли сражаться гражданские, а если будут, то удастся ли вооружить и выучить их в срок?

— Вы пессимист, милорд, — воскликнула герцогиня.

— Бонапарт — самый талантливый, деятельный, опасный и коварный полководец за всю историю человечества, — ответил Хорнблауэр. — Чтобы парировать его удары мне нужен щит из стали, а не картонный цирковой обруч.