Лорд Безупречность - [47]

И все же, если бы Бенедикт мог открыть правду, уладить дело оказалось бы вовсе не трудно.

Вполне достаточно было бы прибегнуть к тому самому ледяному тону и холодным манерам, которые он обычно использовал, когда требовалось поставить на место какого-нибудь зарвавшегося выскочку или глупца. Можно было бы просто заявить, что он спешит по неотложным делам. Проще простого написать имя и адрес адвоката на одной из собственных визитных карточек и отдать кусочек вощеной бумаги блюстителю порядка, Они еще не успели заехать в такую глушь, где имя лорда Ратборна не было известно всем и каждому. А тот, кто знал имя, наверняка знал, кем был отец молодого лорда.

В таком случае они сразу получили бы возможность продолжить путь. В случае необходимости кто-нибудь обязательно позаботился бы об экипаже и свежих лошадях. Им бы предложили отдохнуть и подкрепиться, да вдобавок попросили бы прощения за «досадную оплошность».

Но Бенедикт не мог сказать правду. Не имел права оставаться самим собой и вести себя так, как привык. В одиночестве ему удалось бы без особых затруднений пережить последствия стычки с пьяной толпой в. крохотной деревушке на расстоянии восемнадцати миль от Лондона. Люди наверняка решили бы, что на него напали или, во всяком случае, что он оказался жертвой жестокой и бессовестной провокации. Все прекрасно знали, что лорд Ратборн в отличие от «черной овцы» благородного семейства – брата Руперта – не имел привычки драться и привлекать внимание окружающих к собственной персоне.

Однако виконт путешествовал не один. Он путешествовал с дамой. С дамой красивой, известной и чрезвычайно волнующей.

К тому же очень храброй, а возможно, даже слегка безумной.

Бенедикт до сих пор с трудом верил, что она не побоялась выпрыгнуть из экипажа и броситься в самую гущу драки. Да еще и принялась размахивать хлыстом с неожиданной энергией и силой. Ее поведение выбило из колеи целую толпу нетрезвых, агрессивно настроенных мужчин. Бенедикт собственными ушами слышал, как некоторые вопили, словно девчонки, а кое-кто даже убежал от греха подальше. Не будь он сам настолько занят, обязательно бы всласть посмеялся.

Его собственное поведение оказалось в равной степени непредсказуемым. Однако оно веселья не вызывало.

Он ввязался в драку. Затеял грубую и низкую потасовку с оравой пьяных крестьян.

Из-за женщины.

Виконту казалось, что он вполне отвечает за свои поступки. Он прекрасно видел, что грубияны пребывали в состоянии глубокого опьянения. Понимал и то, что взывать к здравому смыслу пьяниц бесполезно, равно как и ждать от них разумного поведения. А потому самое мудрое, что можно было сделать в данном случае – это спокойно и с достоинством удалиться.

Бенедикт игнорировал оскорбления и непристойности в свой адрес. Игнорировать грубые замечания, обращенные к миссис Уингейт оказалось труднее. Однако, сжав зубы, он выдержал и их.

Но вот парень посмел дотронуться до спутницы, и Бенедикт тут же ощутил острую потребность немедленно его убить.

Сейчас Батшеба стояла рядом и крепко сжимала его руку. Света из окон гостиницы и тусклых лучей фонаря оказалось вполне достаточно, чтобы явить миру ее возмущение в тот момент, когда Хамбер недовольно проворчал что-то насчет чужаков, нарушающих мирное течение деревенской жизни.

И без того огромные ярко-синие глаза расширились и загорелись, изящно очерченная грудь заволновалась, а нежные губы приоткрылись в негодующем изумлении.

Возбужденный, как любой мужчина, трогательной картиной едва сдерживаемой страсти, Бенедикт всего лишь на мгновение опоздал с призывом держать себя в руках.

Когда он открыл рот, миссис Уингейт уже воскликнула:

– Не могу поверить собственным ушам! Трое пьяных напали на нас во тьме ночи, в то время как мы мирно и невинно проезжали по улице. Один из них даже осмелился дотронуться до меня. Муж всего лишь защищал мою честь. Потом на улицу вывалилась целая толпа и попыталась его убить. И после всего этого вы смеете заявлять, что мы в чем-то виноваты?

Хамбер пролепетал, что люди, несомненно, были слишком пьяны, чтобы твердо держаться на ногах, не говоря уже о том, чтобы всерьез кого-то обидеть. Остальные же вышли, намереваясь защитить друзей. Он указал на еще не убранные с поля битвы жертвы, а также на разбитые стекла окружающих зданий Несколько человек упали прямо на окна – не по собственной воле, – чем и объяснялся нанесенный ущерб.

Прежде чем миссис Уингейт успела возразить, из темноты показался Томас с лошадьми. Бенедикт с облегчением увидел, что те все еще запряжены в ландо, а сам экипаж практически не пострадал.

– Это ваша собственность, сэр? – поинтересовался Хамбер. – И слуга тоже ваш? Ну что же, ему придется пройти вместе с вами, а лошади тем временем отправятся в гостиницу «Бык». Вы получите их в понедельник, после того как уладите дела в магистратуре.

– В понедельник? – одновременно воскликнули лорд Ратборн и миссис Уингейт.

– Сквайр Пардью раньше заседать не будет, – любезно пояснил Хамбер. – Дело в том, что в субботу и в воскресенье его супруга не желает видеть злодеев в собственной гостиной.

Как и многие мировые суди, сквайр Пардью проводил судебные заседания у себя дома. Подобно большинству коллег, достойный муж имел лишь самое отдаленное представление о законе, так что решение наверняка оказалось бы основано на том, что он считал здравым смыслом. Разумеется, он не преминул бы приправить вердикт собственными предубеждениями, равно как и жизненным опытом достойной супруги.