Лопе Де Агирре, князь свободы - [84]

Лопе де Агирре уже знает, что проигран его первый и последний бой с королем Испании, он велит подобрать двух раненых солдат и приказывает всем отступать в крепость.

С помощью Роберто де Сосайи, Кристобаля Гарсиа, Хуана де Агирре и Антона Льамосо он понукает мараньонцев криками, угрозами, шпагой. В крепость, мараньонцы, смерть королю! насильно, тычками загоняет их в огромный дом Дамьана де Барриоса, Смерть королю, мараньонцы, Смерть королю! — и своими руками Лопе де Агирре запирает тяжелые двери.

(Коридор в доме Дамьана де Барриоса, превращенного в крепость. В обоих концах коридора висит по гамаку. Посреди коридора стоят и оживленно разговаривают офицеры-мараньонцы. В глубине — широкая дверь на улицу, слева — другая дверь, в комнату к дочке Эльвире; справа — третья, ведущая во внутренние покои.)

ХУАН ДЕ АГИРРЕ. Какой жестокий удар для него — переход Диего де Тирадо на сторону Короля. Такой ярости у него в глазах я не видал со времен измены Педро де Мунгиа.

РОБЕРТО ДЕ СОСАЙЯ. В какую новую думу он погружен? (Указывает на левую дверь.) Уже давно вошел он в эту дверь и не выходит.

ХУАН ГОМЕС. Думается мне, сон и усталость свалили его наконец. Знаете, сколько он не спал?

АНТОН ЛЬАМОСО. Лопе де Агирре такой человек, что может не спать, не отдыхать и не есть.

ПЕДРАРИАС ДЕ АЛЬМЕСТО. Больше месяца не спит. Говорит, зачем спать, мол, высплюсь после смерти.

КРИСТОБАЛЬ ГАРСИА. Он хромой и ростом с карлика, а сил у него, как у великана. В гору идет, нагруженный оружием и поклажей, как ни в чем не бывало.

ЭРНАНДО МАНДИНГА. Ни пуль не боится, ни острой шпаги, ни короля, ни смерти, ни ада. Внутри у него сидит его личный дух и никогда его не покидает.

ХЕРОНИМО ДЕ ЭСПИНДОЛА. Все, что вы говорите, господа, чистая правда, и однако же сила и могущество его духа не спасут нас от неминуемой погибели, мы заперты в мрачном доме, окружены вражеской кавалерией, поедаем собак и мулов, чтобы не умереть с голоду, как скупцы, считаем по каплям воду, чтобы не умереть от жажды, и ждем завтрашнего дня, в котором ничего, кроме виселицы и адских мучений, нас не ожидает.

АНТОН ЛЬАМОСО. Пока принц Лопе де Агирре жив, пока вождь Лопе де Агирре думает, а генерал Лопе де Агирре сражается, мы не пропадем, друзья мои. Он найдет способ вытащить нас из этой пропасти, он обратит в бегство осаждающих нас врагов и приведет нас в Перу, где мы будем владычествовать, где получим справедливую награду за наши труды.

(В начале речи Антона Льамосо из двери слева выходит Лопе де Агирре и останавливается, ожидая, пока тот закончит.)

ЛОПЕ ДЕ АГИРРЕ. Измены норовят отнять у нас победу, только грязные измены — в прошлом, настоящем и будущем. Разве может сравниться с нами, мараньонцами, этот полумертвый от страха губернатор, эти старые капитаны с жалкими пятью аркебузами и сотня солдат, которые недавно еще в лучшем случае пасли овец или коров, а теперь вооружились ржавыми шпагами? Разве могут они сравниться с нами, мараньонцами, неустрашимым войском освободителей? Черт подери, да разве было бы им чем похвастаться, если бы не помогли им изменники? (Вынимает из внутреннего кармана лист бумаги.) Я составил список тех, кто предаст нас завтра, это те, кто, притворяясь больными, уклоняются от боя, те, кто, грустные и вялые, слоняются по углам, кто отводит глаза, стоит мне на них взглянуть, те, кто вечерами, вместо того чтобы играть в кости, молятся, словно монахи; я чую запах дерьма, коим смердят замыслившие измену. Всем сердцем я желаю, капитаны, не дать свершить пятьдесят вероломств этим пятидесяти ничтожным людишкам. Я предлагаю как можно скорее предать их смерти, пусть нас останется всего сто, но это будет сотня твердых мараньонцев, решивших сражаться до последней капли крови за торжество справедливости. А потом предлагаю вам, капитаны, с этой яростной и непобедимой сотней вернуться к морю, раз невозможно добраться до Перу через долины и горы. Вернуться к морю, завладеть кораблем и неожиданно напасть на Картахену или на какой-либо другой порт, где нас никто не ждет. (Пауза.) К подобным мерам, мараньонцы, склоняет меня мое понимание дела, вот список тех, кто должен умереть, чтобы избавить нас от своего вероломства, а сами мы спасемся от участия в действе под названием измена.

ХУАН ГОМЕС. Клянусь телом господним, сеньор генерал! Если бы при выходе из Валенсии ваше превосходительство убили не троих беглецов, а три десятка, наверняка многие бы сейчас задумались, прежде чем перейти на сторону короля. Поверьте мне, ваше превосходительство, я буду с вами во всех ваших делах и готов стать лоцманом на корабле, о котором вы говорили.

(Все капитаны, кроме Антона Льамосо, с неудовольствием и несогласием смотрят на адмирала Хуана Гомеса.)

РОБЕРТО ДЕ СОСАЙЯ. Убить еще пятьдесят человек, сеньор генерал, не будет ли это бесполезной и ненужной жестокостью?

КУСТОДИО ЭРНАНДЕС. Этой кровью мы так усугубим нашу вину, что даже все могущество господне не способно будет спасти нас от виселицы.

КРИСТОБАЛЬ ГАРСИА. Кто может поручиться, что под горячую руку не попадут невиновные? Подумайте, вчера только капитан Диего де Тирадо пользовался славой решительнейшего из мараньонцев, и это наше суждение не помешало ему перейти на сторону короля. И наоборот, есть такие, кого мы считали робкими, а они проявили мужество и верность.