Лопе Де Агирре, князь свободы - [19]

Генерал Педро де Инохоса не ушел от смерти, потому что гордыня — дурной советчик. В Сиудад-де-лос-Рейес гадатель Каталино Таррагона предсказывал ему:

— Не поднимайтесь в горы, ваше превосходительство, глаза мои видят, как с горных вершин струятся потоки крови.

— Ты меня своей ворожбой не запугаешь, — ответил Педро де Инохоса.

Следующее предупреждение он услышал в Куско из уст весьма осмотрительного маршала Алонсо де Альварадо:

— Будьте осторожны в Лос-Чаркас, Лос-Чаркас — логово вероломных предателей.

— Под моим началом и правлением они превратятся в мирных овечек, — ответил Педро де Инохоса.

Да и здесь, в Ла-Плате, он не захотел слушать того, что говорил лиценциат Поло де Ондегардо, что ни день повторявший ему:

— Против вас плетут заговор, хотят вас убить, генерал.

— Я сам разделаюсь со всеми мятежниками, — отвечал Педро де Инохоса.

И Мартин де Роблес с Педро де Менесесом, которые ранее были заклятыми врагами, а ныне стали подозрительно неразлучными, напевали ему ту же песню.

— Занимайтесь своими интригами и оставьте меня в покое, — презрительно отвечал им Педро де Инохоса.

И уж вовсе никакого внимания не обратил он на францисканского монаха Сантьяго де Кинтанилью, который собирал в исповедальне секреты, чтобы потом употребить их себе во благо.

— Вас хотят убить, генерал. Об этом мне нашептали из-за решетки исповедальни уже пятеро каявшихся.

— Никто не исповедуется в грехах до того, как совершит их, святой отец, — ответил ему Педро де Инохоса.

Не встревожил его и кровавый солнечный отсвет, упавший на площади Порко, ни грязно-пурпурные языки пламени, разметавшиеся по небу над Качимайо, ни толкование этих таинственных знамений языческими ведунами.

— Прольется кровь великого виракочи[19], — бормотали они.

— Катитесь в задницу вместе со своими пророчествами, дерьмовые индейцы, — отвечал Педро де Инохоса и, ослепленный гордыней, до самого конца так и не захотел услышать, что смерть уже стучит в его дверь.

Рассвет, когда умер Педро де Инохоса, был таким студеным, что у нас зуб на зуб не попадал вовсе не от страха. На постоялом дворе Эрнандо Гильяды собралось нас двадцать три солдата под водительством Себастьяна де Кастильи, в сенях на страже стояли Педро де Суаседо и Бальтасар де Осорио, зажав в кулаке кинжал и встречая каждого угрозой: «Кто вошел, назад не выйдет»; мы, двадцать три солдата, всю ночь просидели взаперти, в соседней со столовой комнатушке, и вонь от потных ног перешибала спертый дух, дон Себастьян раздал нам кольчуги и аркебузы, и, едва забрезжило утро, явились дозорные с сообщением:

— Негры отворили двери генеральского дома! И тогда дон Себастьян де Кастилья подал команду:

— Вы, семеро, со мной! Остальные пятнадцать остаются здесь под началом Гарей Тельо-младшего!

Мне выпало остаться.

Некоторое время спустя послышались крики наших товарищей:

— Да здравствует король, тиран умер!

Потом, возвратившись на постоялый двор, они поведали нам о своем подвиге:

— Сначала мы умертвили лейтенанта Алонсо де Кастро, который вышел нам навстречу, Ансельмо де Эревиас пригвоздил его шпагой к стене, точно летучую мышь, потом отыскали на скотном дворе генерала Инохосу, Гарей Тельо-старший пронзил ему грудь шпагой; не обращая внимания на мольбы и увещеванья, Антонио де Сепульведа и Ансельмо де Эревиас прикончили его, добивали серебряными слитками, которые покойный копил. Исповедаться! — три раза крикнул умирающий Педро де Инохоса; Да здравствует король, тиран умер! — трижды в ответ прокричали мы, и он испустил дух, а мы унесли из дому все ценное, что там было.

Что касается нас, мы никого не убили, некого было убивать, мы вышли с постоялого двора с твердым намерением отыскать советчиков и пособников генерала Инохосы, но все успели сбежать до рассвета, Мартин де Роблес в ночной рубахе во всю прыть пустился через кукурузное поле, Пабло Менесес как сквозь землю провалился, лиценциат Поло де Ондегардо ускакал на рыжем жеребце, которого ему подбросила святая Рита-чудотворица, монах Сантьяго де Кинтанилья без лишних слов нырнул в монастырский нужник, не стоило пачкать руки в дерьме, вылавливать его оттуда, мы с шумным ликованием собрались на площади отпраздновать победу и сосчитать свои ряды, ибо нас теперь стало сто пятьдесят два человека.

Храбрый капитан Эга де Гусман захватил крепость Потоси точно так, как мы захватили Лос-Чаркас, и тут же, как черви, одна за другой начали выползать измены, я тысячу раз слышал, как кляли изменников, но на своем лице никогда не чувствовал липкой зеленой слюны измены, вся история Нового Света замешена на изменах, и самыми великими предателями были братья Писарро, предатели помельче погубили самих Писарро, те, кто подымает мятеж в Перу, всегда в темном уголке своего сознания хранят надежду на раскаяние; я говорю, опираясь на собственный горький опыт, предательство, будь оно проклято, — это яд, который убил наш мятеж в Лос-Чаркас и тот, что поднял Эга де Гусман в Потоси: первым совершил измену капитан Хуан Рамон, вместе с пятьюдесятью людьми он был послан нами в Куско убить маршала Альварадо, Хуан Рамон, не пройдя полпути, останавливается, кричит «Да здравствует король!» — и переходит на сторону врага, узнав об этом, наш главарь Васко Годинес проявляет свою подлую сущность и тоже предает нас. Из всех негодяев на свете ни один не сравнится в подлости с этим Васко Годинесом, организовавшим заговор и убийство генерала Инохосы; Васко Годинес отправляет посланцев к дону Себастьяну де Кастилье, приглашая его нас возглавить, Васко Годинес предлагает, что сам он станет начальником штаба, и дон Себастьян де Кастилья с удовольствием назначает его на этот пост. Затем этот самый Васко Годинес с притворной братской любовью обнимает нашего генерала Себастьяна де Кастилью и использует это объятие для того, чтобы предательски вонзить генералу в спину кинжал, тут Бальтасар Веласкес и другие подручники набрасываются на раненого вождя и добивают его своими кинжалами, Васко Годинес попирает ногою его труп и кричит: «Да здравствует король, тиран мертв!», потом Васко Годинес кидается в Куско вымаливать себе прощение, но, к счастью, прощения ему не дают, королевские судьи приговаривают его к виселице и на следующий день его вешают, а мы, сохранившие верность мятежу покойного Себастьяна де Кастильи, остались живы, и за то судьбе спасибо.