Лондон. Темная сторона - [7]

Моя жизнь складывалась неплохо. Я шел в гору — не слишком быстро, но, с другой стороны, куда мне спешить-то? Торговал потихоньку: чуть-чуть амфетаминов, немного героина, ну и кокс, конечно. Сам я все это дерьмо не возил, получал по своим каналам от разных тупых ублюдков, которые, в случае неприятностей, и будут за все отвечать. А я оставался в тени, сбывал товар страждущим и не напрягался особо: кружечка-другая в пабе, караоке четыре раза в неделю, игровые автоматы, а по воскресеньям — полный отрыв и танцы до упаду. Копам я исправно отстегивал их долю, и все были довольны. Никто, конечно, не разбогател всерьез, но кое-что вполне можно было себе позволить. Например, место на парковке, а это, как ни крути, немалая перемена к лучшему. А еще — неплохая квартирка на Электрик-авеню. Я арендовал эту хату вполне законно, но выглядела она так, как будто в нее самовольно заселились; ни один воришка в здравом уме не полезет в такое место. Я обставил свое жилище мебелью от Хила и украсил его всякими интерьерными штучками, вроде плетеных фигурок и корзиночек. Обожаю такие прибамбасы, они генерируют позитивные вибрации. И никаких женщин, я дорожу своей свободой. Естественно, в ночь с пятницы на субботу я подбирал какую-нибудь лисичку и приводил к себе, но все лисички неизменно выметались часа в три ночи. Постоянное общество мне ни к чему. Только впусти в свою жизнь какую-нибудь красотку, и конец кровью и потом заработанной независимости. Под половицей у меня заначка: кокс, пятнадцать тысяч и ствол. А бейсбольную биту я держу возле постели.

А потом я встретил Келли. Я был в «Холодильнике», смотрел совершенно идиотское шоу, которое все почему-то хвалили. Боже, ну и мерзость, хоть бы кто-нибудь им намекнул, что все их якобы крутое представление отдает мертвечиной. Потом я спустился в паб, хотелось промочить горло, чтоб отбить гадкий привкус от спектакля. Заказал пинту горького и услышал: «Как раз под настроение».

Женщина под тридцать, из поздних готов: макияж, тряпки, мироощущение — все у нее такое черное-пречерное. Я ничего не имею против готов, они безобидны, так что пусть себе самовыражаются. Ее лицо не было ни красивым, ни даже миловидным, но в нем чувствовалась жизненная сила. Я бросил на нее свой лучший лондонский взгляд с множеством брикстонских оттенков; этот взгляд ясно говорил: «Отвали». Она почувствовала, что необходимо объяснение, и сказала:

— Горькое в самый раз к горечи на твоем лице.

Я спросил на американский манер:

— Я тебя знаю?

Она рассмеялась:

— Пока нет.

Я взял свое пиво и отодвинулся. Ее окружали другие готы, но именно она была центром, огнем, вокруг которого они роились, как мошкара. В ее глазах был странный зеленый отблеск, из-за которого в них так и хотелось заглянуть. Я встряхнулся и пробормотал себе: «Берегись!» Только за второй пинтой я рискнул снова взглянуть на готскую даму; она посмотрела на меня в упор и подмигнула. Я взъярился, действительно, какого рожна? На посошок мне достаточно, я же не пьянчуга какой-нибудь. Это дерьмо слишком быстро становится привычкой, а я не хочу спиваться; у меня совсем другие жизненные планы. Отодвинув пустую кружку, я направился к двери. Она тут же подошла ко мне и спросила:

— Купишь мне кебаб?

Я услышал в ее голосе ирландские ритмы, она словно выпевала слова. Я остановился и спросил:

— С чего это ты вдруг?

Она улыбнулась:

— Я проголодалась, а одной ужинать не хочется.

Я обвел рукой помещение:

— А как же твой фэн-клуб, разве поклонники не составят тебе компанию?

Она насмешливо улыбнулась, скривив губы, и меня вдруг потянуло поцеловать ее. В голове гудело — будь здоров. Да что за ерунда со мной происходит?

— Обожание порой утомительно, подонок.

Я тащусь от этих лондонских шуточек. «Подонок». Для чего она это сказала? Вряд ли чтобы мне польстить…

— Не знаю. Не знаком с такой концепцией.

Она заразительно рассмеялась и сказала:

— Зачем такие сложные слова? Концепция — это что-то вроде контрацепции?

Не понимаю, почему я решил купить ей этот несчастный кебаб. Может быть, чтобы отвязалась, а может быть, из любопытства. Мало ли что эта готка еще отмочит. Она предложила поесть в парке. Я спросил:

— Ты рехнулась? Там же военная зона.

— А от тебя стоит держаться подальше, — она процедила это так, как будто я был виноват во всем дерьме, которое когда-либо случалось в ее жизни. Или просто искала, на кого вызвериться. Я сказал ей, что живу за углом, и она мурлыкнула в ответ:

— У, какой скорый. Мамочка предостерегала меня от общения с такими, как ты.

Я откусил от кебаба; как и следовало ожидать, он оказался безвкусным и несвежим. Ничего не оставалось, как спросить:

— Такие, как я, это незнакомцы?

Она запустила свой кебаб в воздух.

— Нет, англичане, — и, проводив взглядом шлепнувшийся на дорогу кебаб, пропела: — Покормим птичек.

Привести ее к себе домой было моей первой, но не единственной ошибкой. Не понимаю, что на меня тогда нашло, но я был как под гипнозом. Она оглядела мою квартирку и, да, я чертовски возгордился, до чего у меня славно.

— Кто здесь живет? Пидор-перестраховщик с уклоном в мазохизм?

Уела так уела. Я попытался парировать: