Лондон. Темная сторона - [32]

Энцо был разочарован. Он надеялся, что крови будет больше.

И после этой стычки школа закончилась для Энцо, никто больше не называл его извращенцем. И никак не называл. Кучу времени Энцо проводил в одиночестве. В основном в парке, потому что там лучше, чем дома. Дома мамаша на кухне, папаша на диване в гостиной, Мадонна лыбится всем подряд с картинки над телевизором, Иисуса обрящешь, куда ни плюнь. Такая там, в квартире, жизнь. Правда, иногда мамаша с папашей сходятся в одной комнате, и тогда, по разным причинам, становилось немного прикольнее. Такой вот дом.

В парке царил хаос.

На неделе на Лондон обрушились небывалые бури, сдув телевизионные антенны и кожухи световых люков на крышах домов в квартале Энцо и срезав верхушки деревьев. Повсюду трава была усеяна сучьями и разлетевшимся из урн мусором. Энцо чувствовал себя психом в такие бури, он ощущал их в члене, словно пульсацию. Он трижды готов был кончить этой ночью, когда ветер ломился в окно, но уговаривал себя: нет, нет, нет, оставь это для парка, ты должен подстеречь бегунью с черными волосами. Он не мог удержаться. И трогая себя, он видел только волчьи клыки, терзающие сырое красное мясо, кровь на белом мехе и на зубах.

Чтобы добрести до оленьего вольера, много времени не понадобилось, но когда он там оказался, то обнаружил у ограды маленького мальчика с отцом. Олень стоял ближе к противоположной стороне. Мальчик протягивал оленю пригоршню травы, отец склонился к сыну, всего его собой закрывая. Энцо бросил на мужчину взгляд, говорящий ну-ну, и не думай, что я не знаю, что ты будешь делать, когда выпадет шанс . Мужик, наверное, увидел, как смотрит Энцо, и понял, что Энцо знает, потому что, представь себе, у Энцо есть и такая сила, у него всякие силы есть. Наконец до мужика дошло, и он взял мальчишку на руки. «Ну-ка, пойдем, — сказал он. — Пойдем, поищем маму».

Услышав, что в парке есть животные, Энцо был очень разочарован, когда обнаружил только козлов и оленей. Ему хотелось волков.

Когда он был маленьким, мамаша с папашей водили его в зоопарк. Это было всего через несколько месяцев после того дня. Энцо видел волков во время кормления. Он смотрел, как они терзают сырое мясо, как с белых зубов на белый мех брызжет кровь, и вдруг все это обрело для него смысл.

Энцо понял.

Голый, он терзал себя, думая о волках. Голый, он терзал себя, еще прежде, чем это могло к чему-то привести, и думал о белых зубах, вонзившихся в красную плоть, о забрызганном кровью мехе. Он терзал себя до тех пор, пока в одну из ночей не пролилась сперма, и тогда он понял, что готов. Он тер ее пальцами, липкую и теплую. Наконец он был близок. Он ждал этого годы.

Теперь Энцо остался у вольера в одиночестве. Сжав себя еще несколько раз, он достал левую руку и снова сунул правую в карман куртки. Он подошел вплотную к ограде. Олень на мгновение поднял голову, посмотрел на него большим спокойным глазом, черным шаром.

Вот поменяется свет, сказал себе Энцо, и я окажусь в том глазу. Он заблестит, а я буду внутри оленя. Энцо сделал глубокий вдох и содрогнулся, выдыхая. Олень склонил голову и неторопливо объедал траву у ограды.

Энцо вытащил из кармана правую руку и выбросил ее к оленьему боку, раз, другой, третий, четвертый, нож входил, как мечта, металл не успевал блеснуть на солнце. Кровь хлынула из шерсти на лезвие, и все, что оставалось сделать Энцо, это сдержать себя и не кончить прямо на месте.

Олень заревел, взбрыкнул, отпрянул от решетки и бросился к стаду; кровь заливала серую шерсть на его боку. Если б я мог просто пойти туда , подумал Энцо, если бы я мог там кончить, все бы и прекратилось, я точно знаю.

Он стоял против собственной воли, несмотря на все, чем должен был заняться, он стоял, не отрывая глаз от раны на оленьем боку, пока тот не скрылся из виду за лежащей колодой.

Энцо заторопился прочь от вольера, а оказавшись достаточно далеко, пустился бежать. Он бежал через бетонную площадку перед эстрадой, где панки куролесили на скейтах, а дети описывали круги на велосипедах. Он бежал за пруд, к живой изгороди, тянувшейся вдоль северного края парка, граничащего с вереницей белых домов. При каждом шаге член Энцо бился о штаны, угрожающе бился. Окровавленный нож жег руку.

Энцо шмыгнул за деревянную скамейку, обращенную к утиному пруду, и протиснулся между ясенем с зеленой корой и живой изгородью. Он был осторожен, хотя это заботило его меньше всего. Сперва он проверил дорогу за изгородью, потом тропинку, ведущую к пруду. Никто не приближался.

Он упал на колени и прижался щекой к древесной коре. Запах дерева был зеленым и горьким. (В тот день мужик в пуховике с капюшоном затащил его в рощицу и прижал к дереву. ) Энцо тронул кору языком, так же, как и в тот раз, попробовал зеленую горечь губами, ощутил чешуйки на зубах. («Сейчас молчок и держи язык за зубами, или я перережу тебе горло». ) Энцо крепко зажмурился и сжал губы, левая рука поползла к карману. (А мех на капюшоне задевал шею мужика, когда тот вторгался в него. ) И глаза, и рот его были сомкнуты, именно так, как было велено, воздух со свистом выходил из ноздрей. (