Лола и любовь со вкусом вишни - [10]

До тех пор, пока Крикет не разонравился мне целиком.

Он ждет моего ответа и, не дождавшись, откашливается.

– Ты тоже выросла. Ну конечно. Я имею в виду, прошло немало времени… Ты совершенно точно… подросла.

Мы обмениваемся любезностями. Мой мозг пытается совместить образ нынешнего Крикета и Крикета из прошлого. Он здорово изменился, и все же он остался самим собой. Тем самым парнем, в которого я втюрилась в девятом классе. Мои чувства зародились еще в детстве, но тот год – год, когда Крикету исполнилось шестнадцать, – изменил все.

Я считаю, во всем виноваты его брюки.

Крикет Белл всегда был… классным. Он был симпатичным и умным, да и старше меня, так что вполне естественно, что у меня возникли к нему чувства. Но окончательно все встало на свои места в тот день, когда я обнаружила, что Крикет начал интересоваться своей внешностью. Не в плане самолюбования. Скорее что-то вроде «а может, мешковатые шорты и безразмерные кроссовки не самая привлекательная одежда для такого парня, как я?».

И Крикет начал носить брюки.

Классные брюки. Не хипстерские брюки, или школьные брюки, или что-то вроде того – просто брюки, говорящие о том, что парень знает в них толк. Хорошо сидящие по фигуре. Прямые, в неброскую полоску, подчеркивающие высокий рост. Да и костюмы с необычными пиджаками и винтажными рубашками смотрелись на нем клево.

Когда большинство парней из моей параллели едва ли были в состоянии вспомнить, застегнута ли у них ширинка – а те, кто реально заботился о своем внешнем виде, являлись скрытыми гомосексуалистами, – существовал Он. Вероятно дружелюбный, вероятно привлекательный, необыкновенно достойно одетый молодой человек, который – так уж случилось – жил в соседнем со мной доме.

Конечно же я в него влюбилась.

Конечно, все закончилось ужасно.

И вот Крикет здесь, и его предпочтения в одежде почти не изменились. Хотя на самом деле немного модернизировались. Рубашка и брюки по-прежнему сидят точно по фигуре, однако теперь Крикет дополнил их аксессуарами. На одном запястье у него часы на широком черном кожаном ремешке, а на другом – множество кожаных и каучуковых браслетов. Крикет Белл выглядит очень хорошо. Даже лучше, чем раньше.

Странно это осознавать, но еще удивительней другое.

Я больше в него не влюблена.

При виде Крикета я ощущаю лишь… пустоту.

– Как поживаешь?

Я улыбаюсь теплой, непринужденной улыбкой. Надеюсь, она говорит: «Я уже не та, что прежде. Ты меня больше не волнуешь, и я о тебе совершенно не думаю».

– Хорошо. Правда, очень хорошо. Поступил в Беркли, так что все мои вещи уже там. Ну, ты поняла… В Беркли. Вот зашел, чтобы помочь родителям распаковаться. – Крикет указывает назад, словно коробки стоят прямо там. Он, как всегда, жестикулирует.

– Беркли? – хмурюсь я. – Как в Беркли?

Парень смотрит вниз, на дорожку между нашими домами.

– Я… выпустился раньше. Домашнее обучение, понимаешь? Каллиопа тоже на домашнем, но она решила отложить поступление в колледж на несколько лет, чтобы сконцентрироваться на карьере.

– Так ты живешь там? – Я не отваживаюсь в это верить. – В общежитии?

– Ну да.

ДА! О ГОСПОДИ, ДА!

– Ну, то есть кое-какие вещи я сюда еще перенесу, – улыбается Крикет. – Буду приезжать на выходные и каникулы. И прочее.

Сердце сжимается у меня в груди.

– На выходные?

– Возможно. Я надеюсь. – В голосе парня проскальзывает сомнение. – Все это ново для меня. У нас первую скрипку всегда играла Каллиопа, ты же знаешь.

Я знаю. В семье Беллов все крутилось вокруг карьеры Каллиопы. Должно быть, впервые в жизни планы Крикета больше не зависели от Каллиопы.

– Я видела ее по телевизору в прошлом году, – говорю я, стараясь не выдать волнения от осознания того, что нам придется регулярно видеть друг друга. – Чемпионат мира! Второе место – это было впечатляюще.

– А-а-а… – Крикет прислоняется к оконной раме. Затем потирает нос, и мой взгляд упирается в рисунок на внутренней стороне левой руки: там РЕВЕРСИВНАЯ СХЕМА. – Главное, не упоминай об этом при ней.

– Почему?

Я не могу оторвать глаз от руки парня. Настоящий сюрреализм. Он вечно записывает в этом месте всякие загадочные напоминалки, и всегда черным маркером. Иногда, подражая ему, я тоже так делала. Живот скручивает от воспоминаний. Интересно, помнит ли он? А может, Каллиопа дразнила брата этим, когда меня не было рядом?

– Ты же знаешь Кэл. Второе место для нее не существует. – Парень выпрямляется и, потягиваясь, протягивает обе руки в мою сторону: – А ты как? Прошу прощения, мы все время говорим только обо мне.

– Замечательно. Я – замечательно!

Я – замечательно? Два года размышлений о мести, и вот к чему я пришла? Конечно, в своих мечтах я не разгуливала в пижаме.

О, нет! Я до сих пор в пижаме.

А мои волосы! Я до сих пор не сняла парик. Он примялся и пропитался потом.

Все складывается как-то неправильно. Я надеялась, что на мне будет нечто гламурное. Предполагалось, что мы будем в каком-нибудь забитом людьми помещении, где при виде меня у Крикета перехватит дыхание. Я засмеюсь, и его тут же с магнетической силой потянет ко мне. Его появление меня удивит, но одновременно и заинтересует. А затем появится Макс и обнимет меня. И я с достоинством удалюсь, ощущая себя отомщенной. А Крикету останется лишь агонизировать от осознания того, что у него был шанс остаться со мной, но он его упустил.