Локальный конфликт - [65]

Отворились задние дверцы машины. На снег по обе стороны автомобиля вывалилось еще два человека. Один из них поскользнулся, невольно толкнул Малика. Тот полетел прямо на водителя, который, чтобы избежать столкновения, выставил вперед руки, но получилось, что он будто приготовил их для объятий и спешит заключить в них Малика. Тот не преминул этим воспользоваться, налетел на водителя, легонько сжал его, а потом отступил на шаг-другой.

Окровавленное лезвие кинжала тускло блеснуло в его руке.

Водитель крякнул. На лице его появилось недоумение. До бронтозавра так же долго доходит, что на него кто-то напал, вгрызается в бок огромными челюстями, но боль еще не докатилась до мозга. Водитель начал медленно оседать в снег, а ноги его словно плавились, как кусочек масла, попавший на горячую сковородку. Они подломились. Водитель осел на колени, откинулся назад, а потом и вовсе сложился, совсем как резиновая надувная кукла, из которой наполовину спустили воздух.

— Э-э-э? Что такое с ним? — спросил один из репортеров озадаченно, но совсем не испуганно.

На нем была темно-синяя бейсболка с названием хоккейного клуба. Малик сделал такой вывод только потому, что помимо надписи на кепке была вышита еще и эмблема клуба с двумя хоккейными клюшками. Малик окрестил его «хоккеистом». Ему было лет сорок. Длинные седоватые волосы завязаны в пучок, наподобие конского хвоста. Малика стала глодать зависть, когда он рассмотрел темно-синюю джинсовую куртку «хоккеиста» с белым меховым воротником. Руки рвались сейчас же сорвать ее, примерить, но Малик удержался. Никуда эта куртка от него не уйдет.

Второго Малик разглядеть пока не мог. Тот стоял за машиной.

«Хоккеист» не понял, что произошло, хлопал ресницами и полагал, наверное, что с водителем случился нервный припадок и он потерял сознание. В аптечке, которую по правилам ГИБДД полагалось иметь в каждом автомобиле, наверняка есть нашатырный спирт, так что водителя можно вернуть в сознание. Если не поможет нашатырный спирт, придется везти его больницу. Это вполне преодолимые трудности.

— Заболэл он, — сказал Малик, справившись с заиканием, — ты на месте лучше стой, а то тоже заболеешь.

Говоря это, Малик перебросил нож в левую руку. Он убрал бы его, но окровавленное лезвие испачкает куртку, а вытереть кровь он пока не мог. В правую он взял пистолет и с гаденькой улыбочкой наставил его на репортера. Второй, завидев, в чем дело, строить из себя героя не стал, на Малика с кулаками не бросился, а остался на месте. Вот только лицо его побледнело, потускнело, осунулось, подпорченное грустью. Он был помоложе своего спутника, но гораздо старше Малика.

Малик отступил от машины, чтоб видеть обоих.

— Эй ты, — он указал пистолетом на того, что стоял за машиной, — не прячься, встань рядом с ним.

Пистолет очертил в воздухе маршрут, по которому должен был перемещаться репортер.

— Кто вы?

Малик оставил этот вопрос без ответа, сделал еще один шаг назад, быстро обернулся. С холма к нему спешили остальные боевики. Репортеры заметили их только сейчас. Теперь у них должны были рассеяться надежды на спасение.

— К-к-то вы? — вновь повторил репортер.

Заикание — болезнь заразная. Получалось, что она передается от человека к человеку по воздуху. Наблюдение, достойное клинического исследования.

— Ты про нас так много наговорил. Что ты, такой глупый — сам еще не догадался, кто мы?

— О вас — наговорил?

— Ну не о нас — о таких, как мы.

— Вы нас убьете?

— Нет. Интервью дадим.

Малик заулыбался своему остроумию, но репортеры были так напуганы, что не оценили эту шутку, чем немного расстроили Малика. Причину их страхов понять легко. Некоторые боевики жестоко расправлялись с пленными, вспарывали им животы, перерезали горло. Малик видел такие казни, но забавы в этом находил для себя мало.

Кровь хлестала из водителя, как вино из порезанного бурдюка. Снег не успевал впитывать ее, и она растеклась в огромную лужу, которая уже начала подбираться к ногам Малика. Он отошел, чтобы не запачкать ботинки.

В конце своего репортажа репортеры представлялись, поэтому Алазаев знал их имена и фамилии. Корреспондент — Сергей Плошкин. Не очень благозвучная фамилия. Лучше взять псевдоним. У оператора с этим все было в порядке — Павел Ракунцев.

Плошкин изменялся на глазах. Он почти не походил на того человека, которого Алазаев видел по телевизору, чей репортаж записал на кассету, но все же какие-то черты, по которым еще можно было узнать его, сохранились, а то Алазаев стал бы беспокоиться, что ошибся и захватил совсем не того, кто ему нужен.

Водитель превратился в ворох одежд. До помойки их не донесли. Снег растопился от теплой крови, но потом, когда кровь остыла, он опять замерз, кристаллизовался и стал походить на выпавшие из кармана водителя леденцы, которые тот грыз в дороге, скрашивая нудное однообразие. Леденцов было так много, что водителю их хватило бы, чтобы доехать до Владивостока. Никто их почему-то не спешил собирать.

Труп еще не окоченел, и когда Алазаев легонько толкнул его ногой, он принял совсем другую позу.

Алазаев не ждал от репортеров никакого подвоха и мог повернуться к ним спиной, зная, что никто из них не прыгнет к нему на спину, не попытается оглушить и отнять оружие. Они не успеют.