Локальный конфликт - [13]

Простым смертным не стоит запоминать лиц этих посланцев. Капитан не смотрел им вслед.

Потеряв свой главный козырь в разговоре с полковником, Кондратьев оправдывался вяло. Он знал — стоит ему что-нибудь вякнуть в ответ, как монолог полковника еще больше затянется. Кондратьеву очень хотелось спать. Он думал: пусть уже лучше полковник побыстрее выпустит пар и успокоится. Запала у него осталось немного. Минут на десять.

Капитан не позаботился заранее вставить тампоны в уши. Сейчас ему очень хотелось их хотя бы заткнуть. Но как это сделаешь? Руки вытянуты по швам. Если он поднимет руки к ушам, то это вызовет у полковника новый прилив воодушевления. Ему бы сейчас на трибуну. Вот уж где применил бы свои ораторские способности с большей пользой! Агитируй он при этом электорат голосовать за свою кандидатуру в нижнюю палату парламента, наверняка бы заполучил там вожделенное место. До следующих выборов три года. Может, сподобится? Чтобы написать предвыборную программу, ума много не надо. Хватит одной ночи. Вполне успел бы изложить ее тезисно, пока ждал БМП. Так, что там главное? Землю — фермерам, фабрики и заводы — рабочим. Кто-то такое уже писал. Не беда. Новое — это хорошо забытое старое. Итак, продолжим. Рабочих — предпринимателям, развивать реальный сектор экономики, не вывозить капиталы из страны, снизить налоги, повернуться лицом к производителям. К кому окажется повернута спина и то, что пониже, — еще не ясно. Вот. И не обязательно все это выполнять. А то, когда наступит время новых выборов, придется ломать голову и придумывать новые лозунги, а так вполне можно обойтись и старыми. Еще похвалят за то, что не изменяешь раз выбранной линии, как то делают некоторое приспособленцы, которые хотят постоянно оставаться на плаву в так быстро меняющемся потоке политической конъюнктуры…

Кондратьев, уже пребывая в полусонном состоянии, понял, что полковник начинает выдыхаться, а его речь постепенно приобретает назидательный стиль, как у учителя, втолковывающего ребенку, как надо жить. Капитан решил сменить тему разговора.

— Господин полковник, один из моих бойцов утверждает, что видел свет в горах.

Полковника точно окатили холодной водой.

— Фонарь? Выстрел? — встрепенулся он, вмиг став похожим на хищника, который прислушивается к шорохам ночи.

— Говорит, как будто дверь открыли.

— Покажешь на карте. Пошлем утром «Стрекозы». Пусть посмотрят, что там такое. Если, конечно, будут не заняты. Теперь иди спать. Кругом марш! Чтобы духу твоего здесь не было.

Это было часов пять назад. За пять часов хорошо не выспишься, но хоть на сонную курицу походить перестанешь. И то хорошо.

Капитан стал протирать глаза, провел ладонью по шершавому, как наждачная бумага, подбородку, покачал головой. Через пару недель такой жизни станешь неотличим от ваххабита. Не попасться бы в таком виде на глаза радисткам и медсестрам. Будет стыдно. И как им только удается в полевых условиях всегда оставаться такими красивыми и опрятными — на форме не видно ни пятнышка грязи, разве что на сапогах немного, а подкрашенные личики благоухают духами фабрики «Новая заря», которые подарил на Новый год президент. Они, наверное, никогда не спят, а свободное от дежурств время, проводят возле зеркала, спрашивают у него: «Кто на свете всех милее?» и радуются оттого, что зеркало показывает их отражение… Ты же, как ни старайся, уже к полудню превращаешься в собрата трубочиста, который вместо печных труб лазил по грязи. На лице слой ее такой толстый, что кажется, будто это маскировочная раскраска. Ужас.

В палатке — нехитрый скарб. АКМ под подушкой держать не станешь слишком он большой. Вот УЗИ еще можно. Но они годятся только для уличных и комнатных разборок. Автоматы выстроились возле стенки палатки. Стенки такие податливые, что видно, как по ним гуляет ветер, перекатываясь волнами. Пробраться внутрь у него никак не получается. Из-за этого он злится и поджидает солдат возле порога. Только откроешь мембрану, как лицо тут же обожжет холодом, хоть обратно лезь, кутайся в одеяло и сиди там безвылазно.

За ночь в палатке так надышали, что воздух загустел, стал почти непрозрачным. Его хотелось раздвинуть руками, разогнать. Свет лился через окно, заделанное полиэтиленом — таким же прозрачным, как бычий пузырь, который использовали в своих избах древние славяне. Поэтому в палатке всегда полумгла, будто время застыло здесь примерно через час после рассвета.

Капитан натянул холодную форму. Грязь и пот на ней засохли. Она напоминала брюки джентльменов удачи, угодивших в цистерну с цементом. Кондратьев влез в ботинки, крепко зашнуровал их, чтобы нога не ходила ходуном. Пусть уж лучше окажется в колодке. Грязь отваливалась от подошв кусками. Пластилиновая страна. Капитан, чтобы не очень напачкать, поспешил побыстрее выбраться из палатки. Разумнее было бы взять ботинки в руки и надеть их уже на улице. Но он подумал об этом слишком поздно.

Глотнув морозного воздуха, он чуть не задохнулся, как от слишком крепкого спиртного. Мороз опалил ноздри и горло. Из глаз покатились слезы, веки тут же слиплись. Он протер глаза рукой. Теперь лишь ресницы цеплялись одна за другую, но смотреть было можно. Высоко в небе прошел вертолет. Капитан проводил его взглядом, задрав голову вверх. В шее что-то хрустнуло. На лицо упало несколько снежинок. Они тут же растаяли.