Лия - [9]

Агафью Митрофановну я знал хорошо: она занималась учетом материалов. В карточках материалов, среди тысяч наименований, в счетах, которые она вела, в финансовых отчетах, во всем, что находилось под ее ответственностью, я не обнаружил ни следа халатности. Агафья Митрофановна была женщиной в теле, но не тучной, и одевалась всегда с шиком, носила золотое кольцо с большим бриллиантом, который уверенно и богато сверкал на ее пальце. Почему-то она была мне антипатична. Возможно, что-то восстало в моей душе против ее манеры улыбаться при разговоре. Агафья Митрофановна улыбалась иронично, с этакой снисходительной усмешкой в острых глазках.

Тем временем буфетчица принесла нам по порции мясного борща, жаркое и по стакану молока, и, не успел я достать кошелек, как моя спутница, покраснев до корней волос, заплатила по счету.

— Не беспокойтесь, я никому не скажу, — засмеялся я и принялся за еду.

Мне кажется, нет ничего страшного в подобном знаке внимания. Другое дело, когда кто-то пытается купить твою совесть и затянуть в грязное дельце.

Она едва прикоснулась к еде, затем, подняв голову, спросила буфетчицу, которая старательно смывала что-то с соседнего столика:

— Маша, у тебя есть свежая сметана?

— Да, Елена Семеновна. Десять ящиков.

— Приготовь мне шесть баночек, я возьму домой. Вот деньги.

В это мгновение вошли гурьбой девять работниц комбината. Столовая наполнилась разговорами.

— О-го-го, борщ-то как пахнет…

— Ирина, давай прихватим чего-нибудь…

— У нашего дома каждый день принимают бутылки, с восьми до восьми…

— Мой не ест, а я так без сметаны совсем не могу…

— Скажи, пусть даст еще три баночки…

— Мне тоже пригодится…

— Подожди, вместе пойдем…

Когда я закончил обедать, женщины уже ушли. Внезапная мысль пронзила меня, словно молния…

— Эти женщины часто покупают здесь сметану? — спросил я Елену Семеновну, когда мы направились к выходу.

— Отчего ж не покупать, если они здесь работают, а со сметаной у нас всегда хорошо. Маша каждый день привозит по сотне-две баночек.

— А почему она не привозит в бидонах?

— Может, потому, что в банках легче продавать. А почему вы спросили? — удивилась она.

— Да так, пришло просто в голову, — успокоил я ее, а про себя уже принялся делать расчеты. Предположим, каждый день привозят по двести баночек. В месяц выходит более четырех тысяч. Значит, в течение месяца буфетчица может отослать назад молокозаводу только столько баночек, сколько получила. Поскольку столовая принадлежит комбинату, буфетчица ежемесячно отчитывается за полученные и реализованные товары перед бухгалтером по материалам, то есть Агафьей Митрофановной. Однажды, заинтересовавшись подозрительно большим количеством баночек, которые комбинат возвращал молокозаводу, я спросил об этом Агафью Митрофановну, на что она все с той же невыносимой улыбкой ответила:

— Ох, товарищ ревизор, ну что вы беспокоитесь по всяким пустякам? Маша получает в месяц около двадцати тысяч банок, потом еще столько же люди приносят из дому. В других местах не принимают баночки из-под сметаны, и люди несут к нам.

Объяснение показалось мне достаточно убедительным, и я не стал проверять более внимательно цифры. Уже потом, когда вернулся в министерство, я все чаще мысленно возвращался к разговору в столовой. Главный бухгалтер говорила, что буфетчица получает не более одной-двух сотен баночек в день, тогда откуда взяла Агафья Митрофановна двадцать тысяч, то есть, если верить ее словам, в день реализуется около тысячи баночек.

Когда я просил разрешение на ревизию на молокозаводе, я знал, что делать. С первого дня я принялся проверять отношения с мясокомбинатом, и пришел к выводу, что необходимо провести повторную проверку на комбинате и пересмотреть составленный акт. Мое предположение подтвердилось — на фабрику возвращали много меньше баночек, чем было указано в отчете буфетчицы. Данные молокозавода подтвердили расчеты Елены Семеновны. Значит, она не была замешана в эту махинацию. Теперь я посмотрю, дорогая Агафья Митрофановна, как ты заулыбаешься!

Я составил список всех квитанций о получении пустых баночек, захватив и период ревизии прошлого года. Исписав гору бумаги, я почувствовал боль во всех мышцах, но, несмотря на усталость, настроение у меня было превосходное. В понедельник я поеду на мясокомбинат, возьму все отчеты Агафьи Митрофановны, сравню их с точными цифрами на заводе, определю разницу, затем — присвоенную сумму денег, и с большим любопытством посмотрю, какая улыбка появится на ее лице.

В бухгалтерии было душно, я посмотрел на затворенное окно: солнце уже садилось за горизонт. Я вышел на улицу и направился пешком к реке, чтобы искупаться.

Стоял теплый июльский вечер, на небе не было ни единой тучки.

По пути я решил зайти в универмаг и справиться о своей шляпе. Взбежал по лестнице на четвертый этаж и, приблизившись к прилавку, ощутил приятное волнение. Молодая продавщица, заметив меня, повернулась спиной. Я подошел ближе и стал ждать. Когда мое терпение иссякло, я мягко коснулся ее плеча.

— Барышня, будьте любезны.

Она медленно повернулась, и живые, любопытные глаза необычайной формы — казалось, они были сощурены и в то же время смотрели широко — впились в меня острыми иголками.