Лия - [7]

Дед закончил свой рассказ, безмятежно глядя сквозь смеженные ресницы, как кукурузные зерна непрерывно стекают в бадью.

— А ты видел эту птицу? — спросил я его.

Он глянул на меня своими маленькими, сверлящими глазами и ответил:

— Да.

Некоторое время он молчал, прикрыв глаза, мечтательное выражение легло на его почерневшее, в глубоких морщинах лицо.

— С этим событием связано первое воспоминание моей жизни. Наверное, мне было тогда лет пять, а может, четыре, или даже три. Помню, что был солнечный, теплый день, мне казалось, что лил дождь из лучей света. Я шел по тропинке, держась за руку своей матери. Она молодая и очень красивая. Вижу, как в пыли на тропинке из последних сил бьется птица, похожая на ласточку, Глаза ее испуганы, клюв разинут. Я вытянул руки, подбежал к ней, взял в ладони и стал что-то ей шептать, помню только, как был счастлив, что поймал ее. Я попытался утолить ее жажду слюной, но она, плутовка, больно клюнула меня вот в это место, между бровями. Я раскрыл ладони, и птица молнией умчалась ввысь… Больше ее не видел. Я плакал навзрыд, схватившись за лоб, хотя мне не было настолько больно.

Успокаивая меня, мама сказала, что я буду счастлив всю жизнь, потому что клюнула меня птица счастья, и рассказала историю, о которой ты уже знаешь. Потом, когда я услышал много маминых сказок — она была непревзойденная мастерица сочинять и рассказывать сказки, — я узнал, что эта птица зовется стрижом. Кто знает, почему она упала на землю и не могла взлететь? Думаю, ты знаешь, что у стрижей очень короткие ноги и они не могут взлететь с земли.

— И что же, ты был счастлив всю свою жизнь?

— Удача слепа, говорят люди, но счастье, которое согревало мою жизнь, поверь мне, принесла та птица. Нет, не стриж, который меня клюнул, а птица из сказки моей матери…

— Охо-хо, сегодняшние мамы уже не находят времени, чтобы рассказывать нам всякие небылицы. Бегом отводят нас в детский сад, затем бегом — в школу, бегом — подыскивают нам жен.

— И только после этого начинаются сказки, — тепло улыбнулся дед, сощурившись.

— Ну, хорошо, вот тебе посчастливилось повстречать эту птицу, а что делать мне?

Он с удивлением посмотрел на меня, продолжая потрошить початки, потом ответил:

— Главное, найти такую девушку и такую работу, которые бы тебе нравились по-настоящему. Все остальное приложится само собой.

— Моя работа мне и так нравится, — заметил я.

— Ну а как насчет девушки?

— Есть одна, но, правда, я не уверен, что она нравится мне настолько, что я захочу пойти с ней на край света, хотя, если понадобится, могу и жениться…

— Смотри, парень, не наделай глупостей. Только та будет тебе парой, ради которой ты согласишься бросить все. В нашем роду никто дважды не женился. Смотри, не стань первым.

Дед поднялся, отряхнул подол рубахи загрубевшими руками и закатал края мешка. Я поднял бадью и пересыпал в мешок зерно.

— Ну вот и все. Мне на всю жизнь хватит. Ступай, разожги огонь в печке.

Я направился за спичками, а дед продолжал стоять, распрямив плечи и упершись руками в бока, наблюдая заход солнца на вершине холма. Солнце уже скрылось за горизонтом, но небо все еще полыхало жаром, и хотя багрянец сгущался, остатки тепла и света медленно растекались по долинам и холмам. Я помог деду закончить кое-какие дела во дворе, потом мы поужинали и просидели за разговором до полуночи. Когда я поздно ночью вернулся домой, мои уже спали.

Три недели командировки прошли как три дня. Документация маслозавода почти вся была в порядке. Главный бухгалтер, сухопарый молодой человек с постоянно красными глазами, был неразговорчив и чрезвычайно педантичен. Квитанции и записи содержались в полном порядке, настолько аккуратно, что это вызывало даже сомнение. Однако срок истек, и я отложил свои сомнения до другого раза. Составив акт, на следующий день я уехал в Кишинев.

Как всегда в будни, рейсовый автобус не был заполнен до отказа. Я погрузился в размышления, укоряя себя в глубине души за то, что не остался еще на несколько дней, чтобы проверить свои сомнения. «Хотя, кто знает, — подумал я в конце концов, — может быть, все это — игра моего воображения, и я напрасно подозреваю молчаливого бухгалтера?..»

— Потому что ты мне нравишься…

Я вздрогнул. Где я уже слышал эти слова? За моей спиной какая-то девица с парнем перешептывались и хихикали. Он спросил ее о чем-то, и она снова игриво сказала:

— Потому что ты мне нравишься.

Эта фраза буквально перевернула всю мою душу. Я был уверен, что кто-то уже произносил эти слова, и они были обращены ко мне. Но кто? Может, Нина? Возможно. При нашей последней встрече она много говорила, и я что-то даже пообещал, желая ее успокоить. Она шептала мне слова, самые разные, одно другого красивей, но все они, как вязкая и приторная масса, растеклись куда-то.

Я долго, напряженно думал, но все напрасно. Я глядел на соломенную шляпу коренастого мужчины, сидевшего передо мной, и по-прежнему ничего не мог вспомнить. Словно кто-то отнял у меня память. Без какой-либо определенной цели я стал разглядывать узор шляпы… шляпы… Да! Ну конечно же!

Это она, девица из шляпной секции, она произнесла эти слова! Она сказала их насмешливо, вкладывая в них совсем иной смысл, но это была именно она. И внезапно я ясно увидел перед собой ее смуглое лицо, таинственные глаза…