Лия - [25]

— И не мудрено, я ведь не из вашего села, — ответил я улыбаясь.

Внезапная догадка осенила мою спутницу, она оживилась и спросила, буравя меня своими глазами:

— Сдается мне, ты из района. Может, из газеты? Гафица, жена Прокопа Слэнинэ, клялась, что написала туда.

— Прямо так и написала? — спросил я из вежливости.

— А как же? — неподдельно удивилась женщина, приподняв брови. — Разве у вас, в районе, ничего не слышно?

— Слышно, да ведь сами знаете, со слухами надо держать ухо востро, — ответил я, желая разговорить свою попутчицу.

— О-хо-хо, ну погоди, вот я тебе расскажу, как все было, — соседка пришла в возбуждение. Раскрасневшись, она слегка ослабила узел платка. — Прошлым воскресеньем у нас в клубе бал устроили. Из соседнего села пришло около десяти парней. Сначала показали фильм, все как полагается, ну а после — танцы. Вот тут-то и сцепились два парня. А за ними — и все остальные. Так передрались, что сейчас по больницам лежат. Гафица Прокопа Слэнинэ говорит, что вся заваруха началась из-за младшей дочки-красавицы Давида Кушмэ…

— Кого? — удивленно спросил я.

— Давида Кушмэ. Она вернулась оттуда, куда ее отец послал учиться, и с первого дня всем парням голову вскрутила.

Женщина продолжала вполголоса рассказывать, а я слушал, затаив дыхание. Ведь Давид Кушмэ был отцом Лии.

— Не повезло ему, Давиду. Мы с ним одного возраста, а он уже весь развалившийся, облысевший, выглядит на десять лет старше, чем на самом деле. Дети мои, слава богу, живут в мире и достатке, а его дочери только нарушают покой села. Уж очень они, черт бы их побрал, красивы, мочи нет. Однажды мой старшой так к одной из них душой прикипел, что готов был бросить жену и детей, но, слава богу, вовремя одумался и теперь живет с семьей в полном мире и согласии. Ох ты, господи, куда же ты смотрел, всевышний? Уж сколько мужиков-то, дураки они набитые, из-за этих девиц принесло несчастье в семьи. И глянь, младшая пошла по стопам своих сестриц. Как поглядит, прямо кусает глазищами своими, не иначе. Больно красива, разрази ее гром. Уже теперь видать, что из нее выйдет. Разве это шутка, двадцать парней лежат в больнице? Гафица Прокопа клялась, что вся заваруха именно из-за нее и началась, из-за этой Лии…

Я взволнованно слушал рассказ женщины и думал о Лии. Все мои благие намерения развеялись, как табачный дым. Я слушал, погрузившись в тяжелое раздумье. Вот, значит, какая она, Лия? Ну что ж, раз уж мне довелось ехать вместе с этой говорливой кумушкой, я решил использовать эту возможность до конца:

— В районе ходят слухи, что их род тянется от богатых греков…

— Вот еще!.. — она всплеснула ладонями, удивленно глядя на меня. Поднесла руку ко рту и, наклонившись к моему уху, зашептала: — Это все сказки. История богатого грека и липованки из соседнего села. А Давид с Докицей — наши, молдаване до корней волос.

— С зятьями у них какие отношения? — допытывался я. После всего услышанного я предчувствовал, что и ужасные истории о зятьях Лии на самом деле — не более, чем умело придуманные небылицы, которые я, по наивности, принял всерьез.

— Хорошие, какие же еще? — удивилась женщина. — Зятья как зятья. Трудолюбивые, порядочные ребята. Конечно, случается иногда в семье размолвка, но дочерям Давида и поделом, уж они не ключи от райских кущ…

Я слушал ее с раздражением и, как ни пытался, не мог навести порядок в разворошенных мыслях. Если все на самом деле так, как говорит эта женщина, тогда зачем понадобилось Лии придумывать небылицы? Где граница между правдой и выдумкой в ее историях?

Когда автобус остановился, женщина спросила:

— Ты куда теперь? Думаю, в правление. Там скажут, к кому пойти, с кем поговорить. Но сперва советую тебе отправиться к Гафице Прокопа Слэнинэ. Их дом вон там, рядом…

— Нет, тетушка, не пойду я в правление. Сперва хочу повидаться с Марином Бряну, мы учились вместе. А уж потом и в правление зайду, — сказал я.

— А, Мариникэ, сын Скридона Бряну? Толковый, хороший парень. Они вон там живут, у колодца. Увидишь новый дом с зеленым шифером, ворота — цвета синьки. Там и найдешь Марина.

Ярко светило солнце. Деревья с пыльными листьями в своей неподвижности казались декорациями на фоне прозрачного неба. Я с любопытством смотрел по сторонам, разглядывая каменные ограды, массивные ворота и погреба в каждом дворе. В постройках чувствовался другой стиль, даже подсобные помещения отличались от тех, что были в наших селах.

Я постучался в голубые ворота напротив колодца с журавлем, но никто не ответил, даже собака не залаяла. Тогда я свистнул с такой силой, что мирно чирикавшие воробьи разлетелись во все стороны.

Марин, долговязый, близорукий, с закатанными до колен штанами, в майке, с лопатой на плече, появился у ограды.

— Э, кто там рассвистелся? — крикнул он, сощурив глаза.

— Я, — ответил я, широко улыбаясь.

— О-го-го, Христофор Колумб? — Марин сразу же узнал меня, отбросил лопату в сторону, в несколько прыжков одолел разделявшее нас расстояние, костлявыми руками оторвал меня от земли и принялся неистово крутить во все стороны.

— Осторожно, Марин, не преврати меня в спутник.

Он опустил меня на землю, взял из рук сумку и, смеясь, сказал: