«Ливонский» цикл - [9]
Когда же в середине сентября конфликт с Польшей благополучно — относительно, конечно, — разрешился, ливонские ландсгерры и сословия решили вернуться к московской проблеме. Любопытно, что собравшиеся в Риге представители ливонских сословий изъявили согласие выплатить Сигизмунду II затребованные им 60 тысяч талеров в счет возмещения военных расходов польской короны. Значит, ливонцы имели «заначку», которой могли пожертвовать ради замирения с тем или иным грозным соседом. А если они были готовы заплатить Сигизмунду, то почему у них не нашлось решимости сделать то же самое и в отношении Ивана? Ведь на том же ландтаге решено было остаток собранных для удовлетворения сигизмундовых претензий средств отдать московиту. Добропорядочные немцы намеревались это сделать в январе 1558 года. Так или иначе, но, выразив сожаление, что из-за одного слова («собрать» и «сыскать») возникла такая большая проблема, ливонские ландсгерры решили отправить к Ивану новое посольство.
Это посольство прибыло в Москву в конце 1557 года, чтобы не мытьем, так катаньем уговорить московитов пойти на снижение суммы затребованной дани и прочих выплат. Поняв, очевидно, что большего вытрясти с «немцев» не получится, Иван согласился, однако заявил, что он желает получить деньги здесь и сейчас. Впрочем, можно и завтра — он согласен подождать еще день. И тут А. Адашев и И. Висковатый, которые вели от имени царя переговоры, услышали от послов, что у них нет с собой оговоренной суммы. Московские дипломаты не поверили своим ушам, и Адашев на всякий случай переспросил: «Так у вас и вправду при себе ничего нет?» Фогт епископа Дерпта Герман Мельхиор Гроттхузен на это отвечал: «Нет. Ваши милости должны принять во внимание, что мы, отправляясь в столь долгий путь, не взяли с собой ничего, кроме как на оплату продовольствия».
Узнав о том, что прибывшие от дерптского епископа и магистра послы не привезли собой денег и намерены торговаться о времени и месте передачи затребованной суммы, Иван, по словам имперского дипломата И. Гофмана, «разгневался на них и в великой ярости стал рвать на себе одежду и сказал обоим посольствам, не считают ли они его за дурака». Перепуганные послы попробовали было занять денег у московских «гостей», торговавших с Ливонией и не заинтересованных в прекращении торговли из-за войны, — они и так уже понесли убытки из-за введенного Иваном запрета на торговые поездки к «немцам». Однако взбешенный поведением ливонских ландсгерров, водивших его за нос столько времени (отметим, что вряд ли Ивану не было известно об условиях Позвольского мира и решении рижского ландтага), царь запретил кредитовать незадачливых послов и велел Гроттхузену со товарищи немедленно убираться из Москвы.
На прощальном обеде ливонцев усадили за стол и подали им пустые блюда, после чего «безделных» послов и их свиту буквально взашей вытолкали с занимаемого ими двора в Москве. Несолоно хлебавши послы отправились в дальнюю дорогу. По пути с ливонцами, обгоняя их караван, следовали казавшиеся нескончаемыми колонны русских войск: конные дети боярские и татары, стрельцы и казаки на санях, обоз и артиллерия-наряд. До вторжения русских войск в Ливонию оставались считанные дни.
К организации похода на непонятливых ливонских «немцев» за «их неправды» в Москве отнеслись серьезно. Посланная рать должна была продемонстрировать магистру и прочим ландсгеррам и мужам Ливонии, да и не им одним, что царь не шутит и что в его силах вообще стереть «землю Ливоньскую», обратив ее в прах и пепел. Летопись передает подробную роспись рати, явно заимствованную из разрядных записей, которые велись в Разрядном приказе.
«Царь и великий князь отпустил ратию на маистра Ливонскаго и на всю землю Ливоньскую за то, что целовали крест государю дань принести по гривне с человека с Юрьевской области и в ыных земьских делех да не исправили по перемирным грамотам на в чом и дани не привези и, на чом целовали, в том в всем солгали».
И за ту их ложь и неисправление воевать «Ливоньскую землю» отправились
«в болшем полку царь Шигалей (Шах-Али, незадачливый казанский «царь»), а бояр и воевод князь Михайло Васильевич Глиньской да Данило Романович (царские родственники — брат матери Ивана и царский шурин), да Черкаскые князи Сибок з братиею».
Это Большой полк, а
«в передовом полку царевич Тахтамыш (еще одна наизнатнейшая персона — чистокровнейший Чингизид из рода астраханских «царей», двоюродный брат Шах-Али и кандидат на крымский стол), а бояр и воевод Иван Васильевич Шереметев Болшой да Олексей Данилович Басманов (два героя битвы при Судьбищах), да Черкаские князи князь Иван Маашик з братьею; да в передовом же полку Данило Адашев (брат всесильного в то время временщика Алексея Адашева), а с ним Казаньские люди ис Казани и из Свияги и из Чебоксар, и Черемиса и новокрещены».
В полку правой руки, согласно росписи, был
«царевич Кайбула (еще один астраханский «царевич», как и Шах-Али и Тохтамыш — потомок того самого Ахмата «царя», приходившего на Угру в 1480 году), а воевод боярин князь Василей Семенович Серебряной да околничей Иван Василиевич Шереметев Меншой; да в правой же руке князь Юрья Репнин, а с ним Городецкие люди, сеит и князи и мурзы; а в левой руке воевод боярин князь Петр Семенович Серебряной да Михайло Петров сын Головин; а в сторожевом полку воевод князь Ондрей Михайлович Курьбской да Петр Петров».
