Ливонская война. Вильно против Москвы 1558 – 1570 - [41]

. Численность литовских солдат, задействованных в штурме Ульского замка, вряд ли превышала 1,5 тыс. человек[494].

Взятие Улы было значимым военным событием, придавшим оптимизма литовским военачальникам. Р. Сангушко предлагал, казалось бы, авантюрную идею — идти на Полоцк, где, по его сведениям, не было большого неприятельского гарнизона. Для этого ему было необходимо боеспособное и обеспеченное военным снаряжением войско. На подобной позиции стоял наивысший гетман Г. Ходкевич. Он в связи с взятием Улы надеялся на скорое возвращение Сигизмунда Августа в Литву и, как следствие, обращение к военным проблемам («сам через себе таковых знатных и статечных послуг их залецать…»)[495]. Любопытно, что в октябре 1568 г. польный гетман предлагал Сигизмунду Августу отправить гонца в Москву для возобновления дипломатических контактов, но не ради примирения с противником, а для выигрыша времени для надлежащей подготовки к решающему удару по московитами[496].

Стратегическое положение Ульского замка требовало скорейшего восстановления его укреплений. Сигизмунд Август приказал высшим чинам господарской Рады сделать для этого все возможное. На некоторое время это стало главной задачей для руководства ВКЛ. Наивысший гетман Г. Ходкевич вспоминал, что он делал для восстановления Улы «уставичне без перестаня в ден и в ночи не всипаючи пильность и старане працовитое»[497].

Деятельность литовской администрации заметно активизировалась. Земский подскарбий Н. Нарушевич собирался перенаправить в Улу всех людей со строительства замков на Полотчине, а также набрать новых работников. Наивысший гетман намеревался лично отправиться на защиту Улы со всеми наемными солдатами, которые находились в Полоцком крае[498].

Тем не менее, дела в Уле продвигались медленно. Давали о себе знать старые пороки организации оборонительных мероприятий. Волович скептически высказывался о возможности быстрого восстановления замка: «Иж речи лениво идуть, трудно за так короткий час, яко ся осень вжо близко примкнула, может тот замок стати»[499].

Московиты, разумеется, не могли смириться с потерей стратегически важной крепости. Для возвращения Улы осенью 1568 г. готовился крупномасштабный поход. Помехой в его реализации стала весть о «моровом поветрии» в окрестностях Полоцка и Улы. Поход на полдороге был остановлен[500]. Литвины получили необходимое время для прочного укрепления в этом замке[501].

Вместо похода на Улу 6-тысячное московское войско 29 сентября 1568 г. подошло к Витебску. Зажгя посады, оно простояло под городом два дня, не осуществив больше никаких активных действий. Защитники города совершали частые вылазки из замка, благодаря чему на третью ночь московиты были вынуждены отступить. Витебчане и здесь не оставили их в покое, продолжая атаковать отступавшее неприятельское войско[502]. Однако, вероятнее всего, действия витебских защитников не были решающим фактором отхода московских солдат[503].

В дальнейшем беспокойство руководства ВКЛ вызывал Витебск. В начале ноября 1568 г. Г. Ходкевич, ссылаясь на письмо Ф. Кмиты[504], сообщал радным панам об усилении опасности московского нападения на город. Очевидно, что наивысший гетман боялся повторения событий 1563 г., когда в зимнее время был потерян Полоцк[505]. Господарь реагировал более спокойно: он советовал усилить деятельность разведки и как можно быстрее заняться сеймовыми делами, после чего сосредоточить внимание на обороне пограничья[506]. Сигизмунд Август согласился с идеей засечь дороги с Полоцка в Сушу и Туровлю, заблокировав новопостроенное замки и с течением времени овладеть ими. Любопытно, что Н. Радзивилл Рыжий высказался против этих шагов, боясь нарушить хрупкий мир. Осознавая отсутствие достаточных сил для активных действий в прифронтовой зоне, господарь предлагал хотя бы обеспечить защиту столицы княжества, выслав дополнительные подразделения в Браслав и Друю[507].

В конце 1568 г. были возобновлены дипломатические контакты между Москвой и Вильно. В октябре этого года в Москву был отправлен гонец Улан Букряба. Грамота, занесенная в посольскую книгу Метрики ВКЛ, помечена 30 июля 1568 г.[508] Это означает, что она была написана сразу же после возвращения предыдущего посланника Юрия Быковского из московского плена. Миссия Букрябы была секретной: кроме господаря, о ней знали лишь Н. Радзивилл Рыжий, Г. и Я. Ходкевичи, О. Волович. Их особенно беспокоило, чтобы миссия осталась втайне от поляков[509], объясняя это тем, что польская сторона взамен на военную помощь надеется получить доступ к литовским урядам и землевладениям, на что литвины принципиально не согласны. Поэтому примирение с Московией не лежало в сфере интересов поляков[510].

Улан Букряба, однако, пересек границу с Московским государством лишь 26 октября 1568 г. Чем был вызвана такая длительная задержка? Возможно, в Литве решили подождать реакции на взятие Улы. Это предположение вписывается в хронологию событий. С другой стороны, Букрябу могла остановить эпидемия чумы, охватившая Полотчину осенью 1568 г.

Программа визита литовского посланника должна была показывать мирные намерения литвинов. В рапортах московских дипломатов, занесенных в посольскую книгу, сообщается про упрашивание литвинами господаря заключить мир