Ливонская война 1558-1583 - [5]
Теперь, указав на недостаточность освещения Ливонской войны со стороны официальной историографии, на не только скупость сведений о ней, но и на отсутствие последовательности, цельности и единства изложения, следует указать и на причины, вызвавшие такое отношение к этому предмету со стороны исследователей. Вернее, может быть, не столько исследователей, сколько историографов, ибо далеко не все, становящееся достоянием науки, становится достоянием широкой аудитории. Так и в нашем случае, о Ливонской войне, надо думать, давно известно намного больше, чем о ней трактуют всех уровней учебные и популярные литературные труды исторического жанра. И не надо далеко искать причин такого подхода к освещению этого, равно как и любого другого исторического события. Надо лишь еще раз вспомнить упомянутый выше принцип, вернее вторую его часть, благодаря которой степень освещения всех вех нашего прошлого со стороны официоза всегда определялась двумя показателями: популярностью в среде своих современников и итоговой успешностью их исхода. Именно эти два показателя, будучи применимы к военным событиям, способны наделить их эпитетами «славных», «героических» и отнести к категории, украшающей нашу историю. Но не один из подобных эпитетов не подходит к самой длительной войне нашего прошлого, ибо по обоим этим показателям Ливонская война проигрывает в глазах как своих современников, так и их потомков. А потому и написатели истории, чаще всего выполняющие социальный заказ, следуют заложенной в его основе установке. А она требует избегать широкого, а главное, объективного освещения событий, не прославляющего наше прошлое, и наносящего, как считают идеологи, ущерб национально-патриотическим чувствам своих соотечественников.
Именно таким событием и явилась Ливонская война. Она не была сколько-нибудь популярна в массах, а своим плачевным исходом, мягко говоря, не преумножила славы Отечества.
Ливонская война не стала популярной, как не может быть популярной любая несправедливая, захватническая война. Все без исключения отечественные авторы, хоть сколько-нибудь затрагивающие в своих трудах это событие, избегают в отношении его таких эпитетов, как завоевание, военная интервенция, захват, но от смысла не уйти. Агрессивную позицию Московского государства наши деятели исторической науки пытаются объяснить жизненной необходимостью выхода к морю для овладения удобными путями сообщения с Европой, ни мало не смущаясь тем, что необходимость, пусть даже самая острая, самая насущная, не может служить оправданием зла и насилия, а потому мы не можем принять оправдание вооруженной агрессии одного государства с целью аннексии другого и захвата его территории какой бы то ни было необходимостью в чем бы то ни было. Мало ли в чем тот либо иной народ, или государство, в силу географических условий, ниспосланных природой, может испытывать необходимость. Так можно оправдать любого агрессора, вплоть до претендента на мировое господство. И представьте себе, оправдывают. Для многих наших научных и общественных деятелей факта необходимости овладения морскими путями оказывается достаточно для того, чтобы агрессии против Ливонского Ордена в середине XVI столетия дать положительную оценку. Так, например, современный военный историк H.A. Шефов пишет:
«После ликвидации угрозы с востока важнейшей целью российской внешней политики становится выход к морям. Великие географические открытия, рост морской торговли и технические изобретения дали мощный импульс развитию Европы. Эти перемены происходили в стороне от России, лежащей на обочине основных путей сообщения. Самым близким и удобным для прямых связей с центрами европейской цивилизации было Балтийское побережье. Но доступ к нему преграждали владения Ливонского ордена, который, не желая усиления России, препятствовал ее внешним контактам…
Наличие такого враждебного барьера не устраивало Москву, стремящуюся вырваться из континентальной изоляции. Впрочем, России принадлежал небольшой отрезок балтийского побережья, от бассейна Невы до Ивангорода. Но он был стратегически уязвим, и там не имелось ни портов, ни развитой инфраструктуры. Так что Иван Грозный надеялся воспользоваться транспортной системой Ливонии. Он считал ее древнерусской вотчиной, незаконно захваченной крестоносцами».
В приведенном высказывании трудно уловить позицию самого автора. Казалось бы, он сохраняет нейтралитет и отношение к проблеме ограничивает позицией русского царя, но, судя по тону повествования, похоже, что историк ее разделяет. А вот в ней сквозит вся сущность профессионального агрессора.
У России есть морское побережье, которое уязвимо не более, чем любое другое. Например, немецкий порт Нарва отделен от русского Ивангорода рекой в сотню-полторы метров шириной. О какой тогда разнице в степени уязвимости между этими двумя городами можно говорить? Что касается отсутствия на принадлежавшем России побережье портов и развитой инфраструктуры, то это правда. Но историк верно подмечает, что вместо того, чтобы заняться строительством портов и налаживанием соответствующей инфраструктуры, Иван Грозный с нескрываемым цинизмом надеется «воспользоваться транспортной системой Ливонии». И это понятно: агрессор никогда не создает своего, агрессор захватывает чужое, сделанное кем-то. Ну, а о том, насколько обоснованы претензии царя на Ливонию, как на свою вотчину, нам придется достаточно говорить ниже.
Аксаков К. С. — русский публицист, поэт, литературный критик, историк и лингвист, глава русских славянофилов и идеолог славянофильства; старший сын Сергея Тимофеевича Аксакова и жены его Ольги Семеновны Заплатиной, дочери суворовского генерала и пленной турчанки Игель-Сюмь. Аксаков отстаивал самобытность русского быта, доказывая что все сферы Российской жизни пострадали от иноземного влияния, и должны от него освободиться. Он заявлял, что для России возможна лишь одна форма правления — православная монархия.
Классическое произведение Корнелиуса Райана, одного из самых лучших военных репортеров прошедшего столетия, рассказывает об операции «Оверлорд» – высадке союзных войск в Нормандии. Эта операция навсегда вошла в историю как день «D». Командующий мощнейшей группировкой на Западном фронте фельдмаршал Роммель потерпел сокрушительное поражение. Враждующие стороны несли огромные потери, и до сих пор трудно назвать точные цифры. Вы увидите события той ночи глазами очевидцев, узнаете, что чувствовали сами участники боев и жители оккупированных территорий.
Авторы этой книги дают возможность увидеть полную картину существования первобытных племен, начиная с эпохи палеолита и заканчивая ранним железным веком. Они знакомят с тем миром, когда на Земле только начинало формироваться человеческое сообщество. Рассказывают о жилищах, орудиях труда и погребениях людей той далекой эпохи. Весь путь, который люди прошли за много тысячелетий, спрессован в увлекательнейшие отчеты археологов, историков, биологов и географов.
Никто в настоящее время не вправе безоговорочно отвергать новые гипотезы и идеи. Часто отказ от каких-либо нетрадиционных открытий оборачивается потерей для науки. Мы знаем, что порой большой вклад в развитие познания вносят люди, не являющиеся специалистами в данной области. Однако для подтверждения различных предположений и гипотез либо отказа от них нужен опыт, эксперимент. Как писал Фрэнсис Бэкон: «Не иного способа а пути к человеческому познанию, кроме эксперимента». До недавнего времени его прежде всего использовали в естественных и технических науках, но теперь эксперимент как научный метод нашёл применение и в проверке гипотез о прошлом человечества.
«Festung» («крепость») — так командование Вермахта называло окруженные Красной Армией города, которые Гитлер приказывал оборонять до последнего солдата. Столица Силезии, город Бреслау был мало похож на крепость, но это не помешало нацистскому руководству провозгласить его в феврале 1945 года «неприступной цитаделью». Восемьдесят дней осажденный гарнизон и бойцы Фольксштурма оказывали отчаянное сопротивление Красной Армии, сковывая действия 13 советских дивизий. Гитлер даже назначил гауляйтера Бреслау Карла Ханке последним рейхсфюрером СС.
Трудности перехода к мирному строительству, сложный комплекс социальных и политических противоречий, которые явились следствием трех лет гражданской войны, усталость трудящихся масс, мелкобуржуазные колебания крестьянства — все это отразилось в событиях кронштадтского мятежа 1921 г. Международная контрреволюция стремилась использовать мятеж для борьбы против Советского государства. Быстрый и решительный разгром мятежников стал возможен благодаря героической энергии партии, самоотверженности и мужеству красных бойцов и командиров.