Литургические заметки - [61]

81

    «...Мне по моему бедному разумению кажется, что «соединение церквей» должно совершиться сначала в просвещенном церковном сознании всех. Мы уже достаточно просветились — понимаем, что разнообразие обрядов не разделяет, а украшает Церковь. С волнением я вхожу в католический храм; я вижу здесь Христа Спасителя, Матерь Божию и святых, Евхаристию — единое, родное христианство, с чертами древности, даже более глубокой, чем у нас (например, открытый алтарь). Мне очень не нравится на собраниях русских протестантов, всяких «баптистов» и прочих; но и там — Христос, о Нем они говорят, Ему они молятся и это наши люди, которых не сумела удовлетворить традиционная русская церковность». Из письма, 1962

Можно предвидеть интерес русских христиан к католическому церковному Богослужению. Ведь это — традиция, выходящая из общего с нами Источника. Куда же пришла она после двух тысяч лет своего «соседнего» с нами литургического развития? Сегодня можно сделать чрезвычайно полезные сравнения.

Мы входим в католический храм. По внутреннему устройству он близок к древнехристианской базилике: алтарь открыт... Наш иконостас — плод позднейшего творчества, для нас священного и родного, но очень спорного на будущее. Зачем, какой смысл так загораживать алтарь от верующих? Вместо благоговейных очей народа на святыню «смотрит» задняя, неряшливая сторона, «спина» иконостаса. Священник у нас скоро привыкает к этому анти-церковному своему одиночеству за иконостасом и, не чувствуя на себе ревнивого к святыне взора молящихся, в некотором смысле опускается: вразвалку стоит, присаживается, разговаривает, сморкается, почесывается, зевает, смотрит на часы... Все эти действия немыслимы у католического священника пред открытым престолом. Можно сказать, что на нашем иконостасе совершился отрицательный исторический опыт: желая показать благоговение к алтарю, повысили древнюю алтарную преграду, превратили ее в глухую стену, которой заслонили святилище от церковного народа, — и получили результат обратный... Что касается иконостаса с внешней его стороны, то о вкусах не спорят; во всяком случае впечатление от иконостаса не стало бы менее внушительным, если бы он был расположен не впереди, а позади престола. Закрыть же алтарь, когда это нужно, можно по древнему Восточному чину завесой. В этом древнем католическом алтаре мы не видим галош, пальто, шапок, зонтов, умывальников, зеркала, мыла, одеколона, плевательницы, щетки и прочих отнюдь не литургических предметов, которые обязательно присутствуют у наших престолов. В древности и у нас этого не было, но иконостас, закрывший алтарь от народа, можно сказать, соблазнил нас в этом отношении: наш алтарь представляет теперь почти кощунственное сочетание с вестибюлем, и к этому по необходимости привыкают даже и очень благоговейные священники. Надо же им переодеться, даже и переобуться (не служить же в валенках или в босоножках), умыться, причесаться, провериться в зеркале, поговорить о делах, даже закусить при дежурствах, до недавнего времени, даже и посчитать деньги... Все это делается у нас у престола, во «святая святых». С этим никак нельзя примириться, совершенно необходимо отделить от алтаря внеслужебное пребывание нашего духовенства. Во многих местах это можно сделать уже сегодня. Служба в костеле еще не началась, ожидающий народ (как и у нас — женский народ!) поет из своих молитвенников гимны на родном языке. Но вот звонит колокол, звучит орган — и из ризницы выходит в сопровождении    служителей облаченный священник. Под пение антифонов из Псалма 50 он идет по храму и окропляет народ освященной водою. Не имеет ли это какого-то сродства с нашим приходским обычаем совершать Водоосвящение перед литургией в храмовый  праздник? Нужно  быть  ученым  специалистом, историком-литургистом, чтобы разбираться в подобных отдаленных сравнениях. Я же могу только в самых общих чертах сделать сопоставление нашего и католического обрядов в самом главном — в Божественной литургии. Снова звонит колокол, звучит орган. На этот раз священник шествует из ризницы, неся в руках принадлежности Евхаристии. Стоя у ступеней престола, он читает входной псалом и исповедание грехов.  Это соответствует покаянным входным   молитвам  наших  священнослужителей. Поется «входное», изменяемое, как и у нас, по праздникам. Священник поднимается к престолу и читает молитву Входа. У католиков Вход совпадает с началом литургии, у них нет нашей ложной проблемы Малого входа, о которой шла речь выше в заметке 32.

 «Кирие, элейсон, Христе, элейсон...» Католики хорошо сделали, что оставили это без перевода, на высоте невыразимого до конца смысла. Наше русское «Господи, помилуй» — слишком грубо по смыслу и крайне неблагозвучно для пения. На этом месте, после Входа, у нас и была великая ектения, от которой осталось сегодня только возглашение «Господу помолимся» пред «Святый Боже» в архиерейской литургии (проф. А. П. Голубцов). Вместо «Святый Боже» католики поют тоже ангельское «Слава в вышних Богу» — и далее древнее Великое славословие, совершенно то же, что и у нас, но без прибавления молитвы «Сподоби, Господи».