Литерный А. Спектакль в императорском поезде - [28]
Тишина. Всё постепенно исчезает в сумраке.
Выбегает девочка в белом платьице.
>Девочка. Мама говорит: подождите немножко, скоро конец.
Убегает. Темно.
Смена локомотивов.
Лев Давидович Троцкий
Полковник Георгий Петрович Полковников
О маршруте (пока стоим)
Раз уж есть такая возможность, пока пауза, потолкуем о деле Корнилова.
Эпопея, получившая нелепое название «корниловский мятеж», при внимательном рассмотрении оказывается чем-то вроде спектакля самодеятельности в сумасшедшем доме. Все с неестественной аффектацией играют какие-то выдуманные роли, никто не слышит партнёра, да и видят не друг друга, а потусторонние видения, причём каждый своё. У Корнилова в этом бедламе одно великое достоинство: он единственный не врёт и не ищет самоудовлетворения. Он искренний и честный безумец. Однако если учесть, что массовкой в спектакле выступают сто пятьдесят миллионов озлобленных личностей, из коих семь миллионов с винтовками, то фарс превращается в жуткую мистерию, и хочется бежать из зрительного зала, да некуда.
Итак,
Завязка действия
К августу семнадцатого года идея военной диктатуры созревает во многих умах. Только он, русский Бонапарт (роль, заметьте, специальная — для сумасшедшего), может остановить разложение армии и спасти Россию — вздыбить над пропастью, пришпорить, помчать вперёд, в сияние победы. Проблема в одном: Бонапарта нет. После примерки Наполеонова сюртука на Брусилова и прочих Керенский с Савинковым выбирают Корнилова. Выбор хорош, хотя, впрочем, неизбежен: Корнилов — единственный из генералов русской армии, годный в вожди. На нём — харизма.
И правда, в Корнилове проблескивала искра гениальности или безумства. Все остальные генералы — люди как люди, а он… Шпионские авантюры и отважные экспедиции его молодости, борьба с армейским воровством и кумовством, которой он предавался в зрелые годы (в ущерб карьере, между прочим) — кто из действующих военачальников русской армии мог похвастаться таким прошлым? То, что до революции было худо и тянуло вниз, теперь обращалось во благо и поднимало ввысь. И происхождение — неясное, но народное, из вольных степей Семиречья. И вечные конфликты с начальством — не было у Корнилова начальника, с которым он не поссорился бы; это у нас любят, народ ценит. Плюс обаяние, привлекавшее к нему сердца подчинённых. Плюс безусловная храбрость, умение не прятаться от опасности, а идти на неё прямо в лоб. Плюс ещё знание множества языков — прямой признак гения. Ну и конечно, самое главное: подвиг. Побег из плена.
Тут, правда, приходится указать и на оборотную особенность этого незаурядного человека. Все его героические полёты заканчивались падениями; все подвиги оборачивались в той или иной степени неудачами. В Бонапарты генерал Корнилов не годился хотя бы потому, что ни разу не одержал ни одной военной победы. Вот и главное его деяние, источник славы — побег из плена: конечно, подвиг, о коем можно писать газетные статьи и поэмы. Однако же этому подвигу предшествовало попадание в плен вместе с остатками разгромленной дивизии. И не важно, кто виновен был в разгроме, Корнилов или вышестоящее начальство, но победой это никак не назовёшь.
Близкое будущее покажет, что Керенский и Савинков — такие же патологические неудачники, только не обладающие чистотой и ясностью корниловского характера. Вот эти трое и есть триумвират, цель которого — спасение России.
Причём каждый из трёх уверен, что он в триумвирате главный. Должен сыграть решающую роль.
Таков основной конфликт пьесы. Теперь
Фабула
Керенский назначает Корнилова Верховным главнокомандующим, а Савинкова — управляющим Военным министерством. Все трое демонстрируют полное взаимопонимание и согласие. Внешний враг будет побеждён, но для этого нужно достичь общенародного единства и победить врага внутреннего (обвинённых в шпионаже большевиков).
Убеждённый в своём лидерстве, Керенский созывает в Москве Государственное совещание — форум всех политических сил страны — и не приглашает туда ни Савинкова, ни Корнилова. Не менее убеждённый в значимости своей миссии Корнилов всё же едет из Ставки на совещание, не глядя на кислую мину Керенского. В Москве его встречают как мессию. В Большом театре (совещание для вящей театральности проходит там) ему устраивают овацию; офицеры носят его на руках — в прямом смысле: неудобно и несколько смешно, но весьма убедительно. Тут же происходят какие-то коридорные разговоры между Корниловым и битыми политиками: Милюковым, Родзянко… Корнилов воспринимает эти беседы как поддержку. Керенский скрежещет зубами, понимая, что отодвинут на второй план; он закатывает истерики на трибуне, а в сердце своём взращивает семена неприязни к Корнилову. Проще сказать — начинает бояться его. Надо заметить, что Керенский — человек, способный действовать только под влиянием испуга: чем сильнее испуг, тем отважнее и непредсказуемее действие.
