Литературный призрак - [82]

Шрифт
Интервал

— Да? Кажется, он уже скоро, твой день рождения? — бормочет Руди и резко отстраняется. — Значит, ты не против, если связной нашего покупателя бросит якорь у тебя? Ненадолго, пока не подменим картину. До ночи большой уборки. Всего-то на две недели.

— Просто не знаю, Руди… Я так надеялась, что до отъезда мы с тобой хоть немного поживем вдвоем. Нам нужно столько всего обсудить. Когда он приезжает?

Руди отворачивается. Я открываю банку с кошачьим кормом.

— Он прилетел сегодня. Я забрал его из аэропорта. Нужно же человеку принять ванну, отдохнуть с дороги. Я привез его сюда. Так что он уже здесь.

— Что-о-о?!

— Он уже здесь.

— Руди! Как ты мог? Это же наш дом! Только наш! Здесь живем мы — ты, я и Няма!

Я выхожу из кухни и открываю дверь в гостиную. У меня появляется чувство, словно я в театре смотрю спектакль. Спиной ко мне у окна стоит черноволосый мускулистый коротышка. На нем красный халат Руди, мой подарок, и он осматривает пистолет Руди. Я только и могу, что выдохнуть:

— Ах!

Он не спеша оборачивается.

— Добрый вечер, госпожа Латунская. Благодарю вас за гостеприимство. Очень рад снова посетить ваш прекрасный город.

Прекрасно говорит по-русски, с легким азиатским акцентом. Слышу, как Няма у меня за спиной набрасывается на свой ужин.

— С вашей кошечкой мы уже познакомились. Она приняла меня по-родственному, как дядюшку Сухэ-батора. Надеюсь, вы последуете ее примеру.

*

В моем зале сейчас ни души, поэтому прогуливаюсь от стула к окну, чтобы размяться. Собирается гроза, воздух натянут, как шкура на тамтаме. Утром, когда я шла на работу, город разбухал, будто на дрожжах. Тягучая, распухшая Нева напоминает пролитое масло. На следующей неделе выборы, по городу разъезжают фургоны и агитируют.

Комар жужжит над ухом. Я прихлопнула его, испачкав руку кровью. Оглядываюсь — чем бы вытереться — и не нахожу ничего лучше шторы. Приближается группа туристов, поэтому быстро возвращаюсь на свой стул. Они входят, гид говорит по-японски, мне удается разобрать «Деракруа». Через восемь дней тот же самый гид будет говорить те же слова и так же тыкать указкой, но уже в другую картину, и только шесть человек на свете — Руди, я, Джером, Грегорский, Сухэ-батор и покупатель из Пекина — будут знать правду. Джером говорит, идеальное преступление то, о котором никто не знает. Овцы крутят головами, повинуясь палочке пастуха. Я смеюсь про себя. Несколько фальшивок они уже сегодня сфотографировали. И еще заплатили за это право по тарифу, установленному для иностранных граждан.

Ко мне подходит маленькая девочка и протягивает конфету. Она что-то говорит по-японски и трясет сумочкой. На вид ей лет восемь, и ей надоели шедевры эпохи Возрождения. Кожа у нее цвета кофе со сливками. Волосы заплетены в косичку, нарядное платьице земляничного цвета с кружевами. Девочка постарше — наверное, сестра — оборачивается и хихикает, следом оборачиваются взрослые. Я покрываюсь испариной. На нас нацеливаются фотокамеры. Вспышки. Вот почему меня бесят азиаты — они фотографируют все подряд. Но какая у девочки чудесная улыбка! Мне захотелось позвать ее в гости. Или удочерить. Маленькие девочки как старые кошки: если уж кого невзлюбят, то притворяться не станут.


Высокопоставленный партийный любовник заставил меня сделать аборт. Я не хотела. Я боялась. Священники и старухи говорят, что для женщин, которые убивают младенцев, в аду устроен особый ГУЛАГ.

Но еще больше я боялась того, что мой любовник бросит меня и я окажусь в грязи на улице, поэтому подчинилась. А он не хотел детей, потому что боялся скандала. Из-за внебрачного ребенка наша связь могла бы получить огласку, и хотя все прекрасно знали, что в Советском Союзе есть и коррупция, и скандальные истории, но в глазах толпы требовалось соблюдать приличия. Да и что тут такого. Одно даже приятно: узнай об этом моя мамочка, она в гробу перевернулась бы со стыда.

В стране не было женщины, которая бы не сделала аборта, это считалось нормой. Мне сделали аборт в закрытой партийной больнице на Московском проспекте. Качество обслуживания там должно было быть гораздо выше, чем в других больницах. Но ко мне почему-то отнеслись совсем по-другому. После выписки долго продолжалось кровотечение. Когда я пришла к врачу, он отказался меня принять, а регистраторша вызвала охрану выпроводить меня. Я стояла на крыльце и кричала, пока от ярости не остались одни всхлипывания. Помню длинный ряд намокших под дождем деревьев. Я пожаловалась своему партийцу, чтобы он вмешался, но он, похоже, потерял интерес ко мне. Зашел один раз словно по обязанности. Через две недели он отфутболил меня в бакалейном отделе закрытого партийного магазина. Его жена каким-то образом пронюхала про мою беременность. Он сказал, чтобы я держала язык за зубами и сидела тихо, иначе мне придется капитально переменить место жительства. Я стала помехой. Отягощала его совесть.

Я сидела тихо. Когда наконец выбралась в поликлинику к врачу, он едва осмотрел меня и сразу заявил: «Надеюсь, рожать в будущем не собираетесь? Вам это не грозит». Я не особенно поверила ему, потому что он был небритый и от него пахло водкой. В кабинете сидела еще какая-то жирная корова, она стала говорить, что это в старое недоброе время женщинам навязывалась только одна роль — плодить объекты капиталистической эксплуатации. Я сказала, что не нуждаюсь в ее советах, и вышла. Через год в «Правде» я прочитала, что мой партиец скоропостижно скончался от сердечного приступа.


Еще от автора Дэвид Митчелл
Облачный атлас

«Облачный атлас» подобен зеркальному лабиринту, в котором перекликаются, наслаиваясь друг на друга, шесть голосов: нотариуса середины девятнадцатого века, возвращающегося в США из Австралии; молодого композитора, вынужденного торговать душой и телом в Европе между мировыми войнами; журналистки в Калифорнии 1970-х, раскрывающей корпоративный заговор; мелкого издателя — нашего современника, умудрившегося сорвать банк на бандитской автобиографии «Удар кастетом» и бегущего от кредиторов; клона-прислуги из предприятия быстрого питания в Корее — стране победившего киберпанка; и гавайского козопаса на закате цивилизации.Впервые на русском — новый монументальный шедевр от автора знаменитого «Сна №9», также вошедший в шортлист Букеровской премии.


Тысяча осеней Якоба де Зута

Конец XVIII века. Молодой голландец Якоб де Зут приплывает в Дэдзиму — голландскую колонию в Японии. Ему необходимо заработать деньги — отец его возлюбленной Анны не дает согласия на брак дочери с бедняком.Якоб уверен, что скоро вернется на родину, станет мужем Анны и годы, проведенные в Японии, будет вспоминать как небольшое приключение. Но судьба распорядилась иначе — ему предстоит провести на чужбине почти всю жизнь, многое испытать, встретить и потерять любовь.Митчелл умело сплетает воедино множество судеб, наполняя созданный им мир загадочными символами и колоритными деталями, приглашая читателя вместе с героем пережить все испытания, что выпали на его долю.


Сон №9

Вместе с юным Эйдзи Миякэ читатель погружается в водоворот токийской жизни, переживает его фантазии и сны, листает письма его матери-алкоголички и дневники человека-торпеды, встречается с безжалостной Якудзой, Джоном Ленноном и богом грома. Ориентальный, головокружительный, пасторально-урбанистический, киберметафизический – такими эпитетами пользуются критики, ставя «Сон №9» в один ряд с произведениями Харуки Мураками.И «Сон №9», и следующий роман Митчелла, «Облачный атлас», вошли в шортлист Букеровской премии.


Голодный дом

Впервые на русском – новейший роман прославленного Дэвида Митчелла, дважды финалиста Букеровской премии, автора таких интеллектуальных бестселлеров, как «Сон № 9», «Облачный атлас» (недавно экранизированный Томом Тыквером и братьями Вачовски) и многих других. Стивен Кинг назвал «Голодный дом» «редкостной, великолепной вещью», а Энтони Дорр – «„Дракулой“ нового тысячелетия».Начало «Голодному дому» положила история, которую Митчелл начал публиковать в своем «Твиттере» в канун Хеллоуина; история, примыкающая к его прошлому роману «Костяные часы» («Простые смертные»)


Лужок Черного Лебедя

Митчелл вновь удивляет читателя. «Лужок Черного Лебедя» отличается от всех его романов. Эта книга наполнена аллюзиями на все значительные произведения мировой литературы и все же стоит особняком.И прежде всего потому, что главный герой, Джейсон Тейлор, мальчик, тайком пишущий стихи и борющийся с заиканием, хотя и напоминает нам героев Сэлинджера, Брэдбери, Харпер Ли, но в то же время не похож ни на одного из них.Тринадцать глав романа ведут нас от одного события в жизни Тейлора к другому.Тринадцать месяцев — от одного январского дня рождения до другого — понадобилось Джейсону Тейлору, чтобы повзрослеть и из мечущегося, неуверенного в себе подростка стать взрослым человеком.


Простые смертные

«Простые смертные» – долгожданный роман от Дэвида Митчелла, каждая книга которого становится событием в мировой литературе. На страницах этого произведения Митчелл создал целый мир, погрузившись в который читатель, доверившись фантазии и воле автора, словно пройдет по лабиринту, где его ждет много интересного: неожиданные открытия, непредсказуемые сюжетные повороты, знакомство с колоритнейшими героями, многих из которых поклонники Митчелла знают по предыдущим романам.Завязка истории – житейская ситуация: 1984 год, главная героиня, Холли Сайкс, убегает из дома, поссорившись с матерью.


Рекомендуем почитать
Скиталец в сновидениях

Любовь, похожая на сон. Всем, кто не верит в реальность нашего мира, посвящается…


Писатель и рыба

По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!


Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.


Лето, прощай

Все прекрасно знают «Вино из одуванчиков» — классическое произведение Рэя Брэдбери, вошедшее в золотой фонд мировой литературы. А его продолжение пришлось ждать полвека! Свое начало роман «Лето, прощай» берет в том же 1957 году, когда представленное в издательство «Вино из одуванчиков» показалось редактору слишком длинным и тот попросил Брэдбери убрать заключительную часть. Пятьдесят лет этот «хвост» жил своей жизнью, развивался и переписывался, пока не вырос в полноценный роман, который вы держите в руках.


Художник зыбкого мира

Впервые на русском — второй роман знаменитого выпускника литературного семинара Малькольма Брэдбери, урожденного японца, лаурета Букеровской премии за свой третий роман «Остаток дня». Но уже «Художник зыбкого мира» попал в Букеровский шортлист.Герой этой книги — один из самых знаменитых живописцев довоенной Японии, тихо доживающий свои дни и мечтающий лишь удачного выдать замуж дочку. Но в воспоминаниях он по-прежнему там, в веселых кварталах старого Токио, в зыбком, сумеречном мире приглушенных страстей, дискуссий о красоте и потаенных удовольствий.


Коллекционер

«Коллекционер» – первый из опубликованных романов Дж. Фаулза, с которого начался его успех в литературе. История коллекционера бабочек и его жертвы – умело выстроенный психологический триллер, в котором переосмыслено множество сюжетов, от мифа об Аиде и Персефоне до «Бури» Шекспира. В 1965 году книга была экранизирована Уильямом Уайлером.


Искупление

Иэн Макьюэн. — один из авторов «правящего триумвирата» современной британской прозы (наряду с Джулианом Барнсом и Мартином Эмисом), лауреат Букеровской премии за роман «Амстердам».«Искупление». — это поразительная в своей искренности «хроника утраченного времени», которую ведет девочка-подросток, на свой причудливый и по-детски жестокий лад переоценивая и переосмысливая события «взрослой» жизни. Став свидетелем изнасилования, она трактует его по-своему и приводит в действие цепочку роковых событий, которая «аукнется» самым неожиданным образом через много-много лет…В 2007 году вышла одноименная экранизация романа (реж.