Литературный гид: 1968 - [3]

                                                                 километрах,

из ниоткуда в никуда валил и мучал меня кошмар.

Так вот ваш образ! а еще

вы как мокрицы, когда отваливаю камень

                                                          у высохшего колодца,

и они, ослепленные солнцем ползут врассыпную.

У Бога множество непостижимых подобий,

но ваши я знаю как свои пять пальцев

и потому с вами все ясно.

Вы жутко одиноки!

                            так глубоко зашло ваше изгойство,

что вам плевать уже на всё,

                                        и вы дрочите на сожженный лес,

по берегам быстрин дубасите форелей,

не держите огонь в костре,

оставляете за собой лишь Каинову чадащую гарь.

Всё вам позволено! За вами — Молох.

А жизнь вы отняли у нас. Но и в том, что осталось,

мы должны были выжить.

«Святой Иероним, пробуди льва, ссуди мне язык…»

Святой Иероним, пробуди льва, ссуди мне язык[2],

вырежь его у себя, вложи его в дупло моих уст,

смети стихи, сбрось в пекло

             всю эту болтовню.

Изгони паука с потолка склепа,

изогнутого напряженным глумленьем.

Пробуди льва, вооружи меня когтем,

преобрази меня в нечеловеческое,

в призрак, который кончает и начинает.

Ты, носитель базовой харизмы, ссуди мне язык,

которым я сотворил бы ближних опять ближними,

которым я смог бы поставить их пред лице ангела.

«Со мною это тоже было так, что лучше б я повесился…»

Со мною это тоже было так, что лучше б я повесился

                    в подвале собственного дома,

ну и нашли б меня там дней через пять-десять.

Со мною это тоже было так, что трижды проворонил

                   собственную гибель

и вновь был осужден на жизнь, а жизнь эта

                   лишь длящаяся смерть.

И я тоже вламывался осколками стекла

                                                            в собственную кровь,

и всё это было мне до фени, ведь за этой гнусью

                  я чуял сон,

единственное, что у меня оставалось,

                                                чтоб и это у меня взяли,

чтоб на следующий день очнулся я в аду без фигур.

И я тоже обжил умом лишь обломок вселенной

и после долгого блужданья не пришел никуда,

                  повезло только вот в это место.

Но и во мне не угасла, нет, не угасла тяга

покончить с этой изувеченной жизнью, послать

этот устроенный нам обман,

кричать, не переставая: Ложь!

                                            Смертельная гнусная ложь!

Ведь и в меня тоже вмонтирован золотой крест

так прочно, что его не вырвет

                                           никакое будущее страданье,

крест, усыпанный драгоценными камнями,

                                                                  крест моего отца,

                 он прекрасен,

ведь и я был озарён и никогда не переставал верить,

что этот ад свидетельствует о Рае.

Большевикам

Уже ничего ни от чего ни от потопа ни от позора

лишь пара книг которые нравились Махе[3],

взгляд сына, лестница в голове,

отрава совокуплений, осколок песни смычка, но вы

вы и всё это поспеете изгадить

и наши плачи и причитанья

пустите в желоба как полезный уксус.

11 марта 1977

Изгнание IV

…где, когда опять навалятся весенние дни,

изойдешь потом спрашивая себя

     в чем разница между сиренью русской

                                           и сиренью советской.

Где батарейки высаживают изначально

                                            чтобы крутить назад

твою динамо-машину, где,

                                       когда проходишь под аркой

в конце тебя возносит мочегром с ясного неба

где не с кем поговорить, где зато можешь молоть

           языком как хоккейкой в конце третьего периода

когда нет уже времени! в котором ночная бабочка

          могла бы раскинуть крылья

                                              стремительного созреванья

        где дефицит стройматериалов,

                             зато есть груды сырой глины

которой набивают Голема, где ждешь

         откуда опять прилетит это свинство —

                                                                шведское ядро

и выбьет у тебя из рук учебник чешского языка

         переплетенный в кожу,

                                   как оно выбило его из рук Бальбина[4]

где уже только клянешь всё на свете,

                                                 понимая при этом,

что и за говно будешь держаться

                                                      как вошь за подштанники…

15 мая 1977

Псалом 58

Я была с тобою в купе мы пошли

в вагон-ресторан там было полно вишен

и выпалили все обоймы

Я наклонилась к нему

А у тебя вся кровь отхлынула от лица

и хлынула в область таза

Не отрицаю мы ехали в Китай

я держала в руке толстенный

кошель полный юаней

Мы доехали до Шанхая

и там сразу же потеряли

один другого

О наших детях позаботилась северная степь

разбитая табунами

коней которых пекут потом по углам юрт

Проклял я жизнь проклял Бога

и то и другое обдуманно

в пользу поэзии

то есть существованья

выдернутого из петли

Псалом 97

Когда Россия убивала Бориса Пильняка

в чьей-то комнате с потолка

обвалилась отставшая розовая штукатурка

Менеджеры на Западе ловили кайф:

в мозгу мармелад

перед домом газон из стриженных долларов