Литературные вечера. 7-11 классы - [4]

Шрифт
Интервал

(отрывок из произведения И. С. Тургенева «Затишье»):

«…Над самой кручью широкого оврага находился небольшой березовый „заказ“. Молодые деревья росли очень тесно, ничей топор еще не коснулся до их стройных стволов <…>. Недавно вставшее солнце затопляло всю рощу сильным, хотя и не ярким светом; везде блестели росинки, кое-где внезапно загорались и рдели крупные капли; все дышало свежестью, жизнью и той невинной торжественностью первых мгновений утра, когда все уже так светло и еще так безмолвно. Только и слышались, то рассыпчатые голоса жаворонков над отдаленными полями, да в самой роще две-три птички, не торопясь, выводили свои коротенькие коленца и словно прислушивались потом, как это у них вышло. От мокрой земли пахло здоровым, крепким запахом, чистый, легкий воздух переливался прохладными струями. Утром, славным летним утром веяло от всего, все глядело и улыбалось утром, точно румяное, только что вымытое личико проснувшегося ребенка».

(Звучит музыка П. И. Чайковского «Осенняя песня»)

Второй ведущий :

В певучей мелодии «Осенней песни» Чайковского – расставание с уходящим летом, сожаление об увядающей природе.

Октябрь серебристо-ореховый,

Блеск заморозков оловянный.

Осенние сумерки Чехова,

Чайковского и Левитана.

На выбор учителя: учащиеся читают либо 1–3 стихотворения из предложенных ниже полностью, либо по несколько четверостиший из каждого.

Первый чтец (стихотворение А. Дементьева «Нет ничего прекрасней русской осени»):

Нет ничего прекрасней русской осени,

Когда сентябрь и солнечен, и тих.

Давно скворцы свои дома забросили

И где-то с грустью вспоминают их.

Проходит снова осень по земле.

Кружатся листья, как воспоминанья.

Как искры в остывающей золе,

Мерцают звезды…. Вечно их мерцанье.

Но все пройдет – жалей иль не жалей.

Все превратится в памятную небыль:

И этот свет, и золото полей,

И тишина покинутого неба.

По синей речке барабанит дождь.

И в стаю сбились лодки на причале.

И только лес божественно хорош

В цветах любви, надежды и печали.

Второй чтец (стихотворение И. А. Бунина «Листопад»):

Лес, точно терем расписной,

Лиловый, золотой, багряный,

Веселой, пестрою стеной

Стоит над светлою поляной.

Березы желтою резьбой

Блестят в лазури голубой,

Как вышки, елочки темнеют,

А между кленами синеют

То там, то здесь в листве сквозной

Просветы в небо, что оконца.

Лес пахнет дубом и сосной,

За лето высох он от солнца,

И Осень тихою вдовой

Вступает в пестрый терем свой.

Третий чтец (стихотворение Е. Бочковской «Художница-осень»):

Художница-осень взмахнула кистью.

Желтым обрызгала легкие листья,

Небо пронзила сизо-лиловым,

Речку покрыла лаком свинцовым,

Из пестрых, узорчатых листьев клена

Ковер расстелила на фоне зеленом.

Зеленые сосны, зеленые ели,

С легким, пьянящим запахом прели…

На шаг отошла, прищурила глаз,

По веткам кармином прошлась еще раз.

Тихо, красиво и грустно немножко.

Шуршит, и шуршит, и шуршит на дорожке…

Солнце скупо дарит лучи.

Осень. На юг улетели грачи.

Четвертый чтец (стихотворение Ф. И. Тютчева «Есть в осени первоначальной»):

Есть в осени первоначальной

Короткая, но дивная пора —

Весь день стоит как бы хрустальный,

И лучезарны вечера…

Где бодрый серп гулял и падал колос,

Теперь уж пусто все – простор везде, —

Лишь паутины тонкий волос

Блестит на праздной борозде.)

Пустеет воздух, птиц не слышно боле,

Но далеко еще до первых зимних бурь,

И льется чистая и теплая лазурь

На отдыхающее поле.

Пятый чтец (из стихотворения А. С. Пушкина «Осень»):

Октябрь уж наступил – уж роща отрясает

Последние листы с нагих своих ветвей;

Дохнул осенний хлад – дорога промерзает,

Журча, еще бежит за мельницу ручей,

Но пруд уже застыл; сосед мой поспешает

В отъезжие поля с охотою своей,

И страждут озими от бешеной забавы,

И будит лай собак уснувшие дубравы.

Дни поздней осени бранят обыкновенно,

Но мне она мила, читатель дорогой,

Красою тихою, блистающей смиренно.)

Унылая пора! Очей очарованье!

Приятна мне твоя прощальная краса.

Люблю я пышное природы увяданье,

В багрец и в золото одетые леса,

В их сенях ветра шум и свежее дыханье,

И мглой волнистою покрыты небеса,

И редкий солнца луч, и первые морозы,

И отдаленные седой зимы угрозы.

Шестой чтец (стихотворение Б. Пастернака «Золотая осень»):

Осень. Сказочный чертог, всем открытый для обзора.

Просеки лесных дорог, заглядевшихся в озера.

Как на выставке картин: залы, залы, залы, залы

Вязов, ясеней, осин в позолоте небывалой

(Липы – обруч золотой – как венец на новобрачной.

Лик березы – под фатой подвенечной и прозрачной.

Погребенная земля под листвой в канавах, ямах.

В желтых кленах флигеля, словно в золоченых рамах.

Где деревья в сентябре на заре стоят попарно,

И закат на их коре оставляет след янтарный.

Где нельзя ступить в овраг, чтоб не стало всем известно:

Так бушует, что ни шаг, под ногами лист древесный.)

Где звучит в конце аллей эхо у крутого спуска

И зари вишневый клей застывает в виде сгустка.

Осень. Древний уголок старых книг, одежд, оружья,

Где сокровищ каталог перелистывает стужа.

Третий ведущий (рассказывает о картине И. Левитана «Золотая осень»):

Левитан так же, как Пушкин, Тютчев и многие другие поэты и художники, ждал осени как самого дорогого и мимолетного времени года. Осень снимала с лесов, с полей, со всей природы густые цвета, смывала дождями зелень. Рощи делались сквозными. Темные краски лета сменялись золотом, пурпуром и серебром. Воздух делался чище, холоднее, и дали становились гораздо глубже, чем летом. Осень на картинах Левитана очень разнообразна. Он оставил около ста «осенних картин», самая знаменитая из которых – «Золотая осень».


Рекомендуем почитать
Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.


Сто русских литераторов. Том третий

Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.